И не пытайтесь! Древняя мудрость, современная наука и искусство спонтанности - Эдвард Слингерленд (2014)

На этом изображении, которое мы должны представить медленно вращающимся против часовой стрелки, белый ян (сильная, светлая, “мужская” субстанция) постепенно набирает силу, достигая максимума на двенадцати часах. В этот момент семя черного инь (слабой, темной, “женской” субстанции) рождается и точно так же набирает силу, достигая пика на шести часах, когда раскрывается семя ян. Этот цикл на Западе воспринимают как позитивный образ мистического знания, лепят на доски для серфинга и татуируют на двадцатилетних задницах. На самом деле он символизирует куда более мрачное мировоззрение, сходное с буддистским учением о дуккхе – беспокойстве или непостоянстве: желания ведут к страданию, потому что в мире ничто не вечно. Цикл инь-ян нужно не превозносить. Из него нужно выбираться.

Как выбираться? Не делая ничего. Из всех мыслителей древнего Китая Лао-цзы использует понятие у-вэй ближе всего к буквальному значению: недеяние. Для Лао-цзы вредоносный цикл приводится в движение желанием (еще одна параллель с буддизмом). Желание, в свою очередь, порождают и усиливают две вещи, лежащие в основе конфуцианского стремления к у-вэй: культурное знание и активная деятельность. Утонченные вкусы и насаждаемые потребности, по Лао-цзы, препятствуют естественному наслаждению миром, и мы можем противостоять им, сделав свою пищу проще, а телесные желания – скромнее. Однако еще коварнее конфуцианская цель сделать всех добродетельными. Для Лао-цзы попытки стараться не стараться не просто бесплодны. Они и есть источник людского страдания.

Осознай – и потеряешь

Самое ясное объяснение Лао-цзы того, как сознательное усилие и стремление делают мир порочным, таково:

Верх добродетели – ее не проявлять и потому быть добродетелью проникнутым. При низшей добродетели стараются ее не упустить и потому не обладают добродетелью. При высшей добродетели бездействуют и лишены намерения действовать. При низшей добродетели берутся за дела и преисполнены намерения действовать. При высшей человечности берутся за дела, но лишены намерения действовать. При высшей справедливости берутся за дела и преисполнены намерения действовать. При высшей ритуальности берутся за дела, и если не встречают отклика, то тащат с пылом за собой.

Поэтому с утратой Дао и обретают добродетель; с утратой добродетели овладевают человечностью; с утратой человечности усваивают справедливость; с утратой справедливости вверяют себя ритуалу. Ритуальность составляет мелочь в проявлении преданности и доверия. В ней заключается начало смуты.

Это версия первородного греха, ухода от изначально бессознательного совершенства у-вэй. Давным-давно люди были искренне добродетельными: они обладали добродетелью (дэ) именно потому, что не старались. С тех пор все становилось только хуже. Сначала появились “человечные” люди, искренние, но все же ощущавшие необходимость “творить добро”. Вот тогда и начались неприятности. Потом появились “справедливые” люди: самодовольные лицемеры, которые постоянно думали о том, как они хороши, и хотели влезть в дела всякого. Еще хуже те, кто не знал ничего, но строго подчинялся ритуалу, движимый неутолимым стремлением навязать свое видение правильного всем вокруг. Это, в свою очередь, заставило людей стать лицемерными, показало, что нужно подменять искреннюю почтительность пустой формой, а подлинную привязанность – витиеватыми выражениями любви. Для Лао-цзы триумф внешнего над сутью подобен румянцу туберкулезного больного – симптомом серьезной болезни:

Лишь стоит пренебречь великим Дао, приходят с человечностью и справедливостью. А возникает мудрость, и появляется большая ложь. Когда враждует вся родня, то начинают исповедовать сыновнюю почтительность с родительской любовью. Страна объята распрей, и тогда жалуют преданные подданные.