Миссия в Ташкент - Фредерик Маршман Бейли (2013)

Задача управления Индией самая трудная. Хотя я и ненавижу английское господство, и любое иностранное, я думаю, что английское лучше, чем могло бы быть ваше немецкое. Я не думаю, что немецкое было очень успешным в их африканских колониях. Более того, вы практичные люди, и если бы вы победили, вы бы не справились с управлением Индией. Вы бы, вследствие вашего союза с Турцией, ведущим независимым мусульманским государством, просто заменили английское правление мусульманским — турецким, афганским или северо-индийским, и положение двухсот двадцати миллионов индусов стало бы гораздо худшим, чем сейчас».

«Это вопрос, который меня никогда не интересовал», — ответил я «таким образом, можно предположить, что индийские войска, воевавшие за англичан, были полностью индуистскими». «Это в значительной степени именно так», — ответил он. «Но, конечно, были и мусульмане из приграничных малокультурных племен, поддавшихся на британскую пропаганду».

Такое описание безмерного вклада, внесенного лояльным мусульманским населением, особенно Пенджаба, было трудно «проглотить» без протеста. Но поскольку нельзя было ожидать, что австриец (или албанец) что-то знает о подобного рода вещах, я соглашался со всем, что говорил Махендра Пратап, как с непреложной истиной.

Имена всех постояльцев гостиницы были написаны на листках бумаги, приколотых к дверям их комнат. Имя Махендры Пратапа было единственным, написанным латинскими буквами, наше и всех других было написано русскими буквами. Когда я уходил из гостиницы, я взял бумажку с двери Махендры Пратапа в качестве сувенира.

Спустя несколько лет, в 1924 году, я был политическим чиновником в Сиккиме, занимавшимся нашими отношениями с Тибетом. Однажды в полученной мною почте оказалось маленькое, малозначимое письмо, отправленное в городе Пешаваре, без печати, адресованное Его Превосходительству Представителю Тибета в Дели.

Оно было отправлено мне неоткрытым Министерством иностранных дел из Дели.

Не зная, кому оно могло быть предназначено, я открыл его и был удивлен, обнаружив письмо от Махендры Пратапа из Кабула, в котором он писал, что хотел бы посетить Тибет. Подпись в нем совпадала с подписью на сувенире, снятым мною с двери гостиницы в Кагане четырьмя годами ранее.

Г лава XIX

В Бухару

Мой план действий в Бухаре был таким у меня были секретные письма от Ноева двум людям в Бухаре, один из них был русским по фамилии Тысячников, другое было адресовано богатому сарту Ариф Ходже. Мне хотелось, чтобы только один человек знал, кто я был на самом деле, и если бы это сохранилось в секрете, я бы мог продолжать сотрудничать с контрразведчиками и чекистами в Кагане. Я хотел установить контакт с Тысячниковым или Ариф Ходжой и думал, что один из них поможет мне встретиться с Эмиром. Эмир говорил по-французски, так как учился в Пажеском корпусе[88] при царском дворе. Мне говорили, что попасть на аудиенцию к эмиру невозможно, но я подумал, что, если бы мне все-таки удалось это устроить, то слово, сказанное эмиру на французском языке, не понятном остальным присутствующим, могло бы привести к более приватной беседе с ним. Я рассчитывал начать с Тысячникова, а к Ариф Ходже обратиться только в случае, если бы Тысячникова в Бухаре не оказалось, или он не мог бы помочь мне по какой-то причине. Существенным во всем этом было то, что только один человек должен был знать обо мне. Кроме непосредственной опасности для меня, узнай большевики, кем я был на самом деле, под вопросом была безопасность Ноева, который дал мне эти столь опасные рекомендательные письма.