Наполеон - Пол Джонсон (2002)

Английские интеллектуалы, если можно применить этот термин, разделились на два лагеря. За редким исключением, художники были весьма враждебно настроены и полностью отвергали заявление Бонапарта, что мировое искусство должно быть сосредоточено в парижском Лувре. Тот факт, что он переименовал его в Музей Наполеона восприняли как нестерпимую наглость солдафона. Многие писатели сначала были очарованы революцией. Вордсворт, писавший: «Блаженством было дожить до рассвета! Но встретить его молодым – настоящее счастье!», хотел найти «пантисократию»[18] в Америке с Саути и Кольриджем, чтобы воплотить новые идеалы. Но все трое отказались от этой идеи. Вероятно, жестокая реальность периода террора оказалась более убедительной, чем мощные аргументы Эдмунда Берка. Но Берк на раскаленных каменных скрижалях вырезал аргументы против революционной Франции (и косвенно против самого Бонапарта как ее наследника). Его невероятно популярное эссе «Размышления о революции во Франции» были главной поддержкой думающей части нации в долгие сумрачные годы войны.

Вордсворта особенно сильно потрясла жестокость Бонапарта в отношении крестьян на захваченной территории. Саути написал свою блестящую книгу «Жизнь Нельсона», которую прочитала вся страна, эта книга на целое столетие оставалась эталоном для писателей-биографов. Кольридж очень много узнал о геополитике (к которой у него была врожденная склонность), когда служил секретарем у губернатора Мальты во время подготовки к Трафальгарской кампании на Средиземноморье, и стал близким другом британского военного эксперта капитана Чарльза Уильяма Пасли, чью книгу о глобальной стратегии Британии так высоко оценила Джейн Остин. Кольридж испытывал к Бонапарту странное отвращение. Он написал десятки статей для Morning Chronicle, где осуждал политику и действия Бонапарта, которые, по его мнению, были вызовом для всего, что было дорого Британии – от личной свободы до независимости наций. Бонапарт был «злым гением планеты». Кольридж даже считал уместной идею физического устранения Бонапарта. Говоря высокопарно, он видел Бонапарта не столько сверхъестественным антихристом, сколько монстром, «врагом рода человеческого», который «развязал войну против всего человечества».