Мик Джаггер - Филип Норман (2012)

Знакомство состоялось 21 сентября на роскошной вечеринке в «Георге V» — за счет «Декка рекордз», как выяснит впоследствии руководство компании. Нынешняя бородатая Микова тень, Ахмет Эртеган, привел старого друга, магната французской поп-музыки Эдди Барклея. С пятидесятилетним Барклеем пришла его двадцатипятилетняя бывшая подруга Бьянка Перес-Мора Масиас. Когда Эртеган представил Бьянку Мику, рядом стоял и Дональд Кэммелл, тогда еще светлый и добродушный. «У вас будет такой прекрасный роман, — сказал им Кэммелл. — Вы просто созданы друг для друга».

Самая поразительная женщина в жизни Мика — хотя отчего она так поразительна, он узнал не сразу — выросла в Манагуа, столице крупнейшего, богатейшего и наименее стабильного государства Центральной Америки. Отец Бьянки был богатым торговцем, семья по обеим линиям поставляла дипломатов на всевозможные ключевые посты никарагуанских иностранных дел. Когда отцовский бизнес развалился, родители Бьянки расстались, и ее заводная мать Дора кормила ее и сына Карлоса, содержа ресторанчик в Манагуа. Формально Никарагуа была республикой, но правила там бандитская династия Сомоса, которая сорок лет удерживала власть, систематически истребляя или запугивая любую оппозицию. Дора яростно противостояла режиму, ее дети с малых лет ходили с ней на марши и демонстрации и потому тоже считались врагами государства. Бьянка прекрасно училась и в семнадцать лет получила стипендию французского правительства и приглашение в Парижский институт политологии. Дора заставила ее уехать, полагая, что за границей дочери будет безопаснее.

Бьянка и Париж и впрямь были созданы друг для друга. К замечательной Бьянкиной красоте прилагалась элегантность, ничего общего не имевшая с кукольной модой шестидесятых, и смутный намек на тайну, приводивший на ум песню Питера Сарстедта про девушку, которая «talk[s] like Marlene Dietrich and dance[s]like Zizi Jeanmaire», у которой «clothes are all made by Balmain» и «diamonds and pearls in [her] hair».[260] Еще в юности она стала подругой Майкла Кейна, который после фильмов вроде «Досье „Ипкресс“»[261] был круче любой рок-звезды. Кейн привез ее в Лондон и много куда водил, она вполне могла пересечься с Миком, но так и не пересеклась. Потом она жаловалась, что «недобрый, поверхностный» Кейн «держал меня за гейшу». Это она еще жизни не нюхала.

После Майкла Кейна начался почти пятилетний роман с Эдди Барклеем, бывшим руководителем оркестра, на одноименной звукозаписывающей компании собиравшим французских артистов — Шарля Азнавура, Жака Бреля — и импортированный американский джаз и блюз. Он был вдвое старше Бьянки и гномически непривлекателен, но с ним ей было безопасно, а в безопасности она нуждалась. О его сумасбродствах и щедрости ходили легенды — особенно в Сан-Тропе, на модном курорте Ривьеры, куда он ежегодно уезжал почти на все лето. Там он носился по узким улочкам в белом «роллс-ройсе», закатывал «белые вечеринки», куда захаживали сливки международного цвета общества, и каждый день бронировал огромный стол в элитарном пляжном клубе «55», платя за десятки блюд и бутылок вина вне зависимости от того, сидел он за этим столом сам или нет.