Автобиография Твен Марк - Марк Твен (2014)

Две или три недели назад, когда я сидел и разговаривал с божественной Сарой – Сарой прославленной, Сарой недосягаемой – и обменивал свой английский на ее французский, причем ни один из нас не получал от этого большого удовольствия, она, если бы пригляделась поближе, могла бы учуять сильный, но мечтательный интерес в моих глазах. Ибо, глядя на нее, я видел и другую Сару Бернар, из давних времен – Сюзи Клеменс. Сюзи однажды видела игру Бернар. И потом всегда любила устраивать пылкие подражания трагическим ролям ее великих героинь. И у нее это очень хорошо получалось.

Среда, 7 февраля 1906 года

Сюзи Клеменс пишет биографию своего отца. – Мнение мистера Клеменса о критиках и т. д.

В тринадцать лет Сюзи была стройной маленькой девушкой со спускавшимися по спине рыже-каштановыми косичками и, пожалуй, самой хлопотливой пчелкой в нашем домашнем улье (по причине многообразных учебных занятий, физкультурных и культурно-оздоровительных мероприятий, которые должна была посещать), она тайком, по собственному почину и просто из любви, добавила еще одну задачу к своим трудам – написание моей биографии. Она делала эту работу по ночам в своей спальне и прятала записи. Через некоторое время мать их обнаружила, утащила и дала посмотреть мне, а затем рассказала Сюзи о своей проделке и о том, как я был доволен и горд. Я вспоминаю то время с глубоким удовольствием. Я и прежде получал комплименты, но ни один не тронул меня так, как это открытие, ни один не приблизился бы к нему по ценности в моих глазах. С тех пор эти труды навсегда заняли свое прочное место. Я не получал ни одного комплимента, ни одной похвалы, ни одной награды из какого-либо источника, которые были бы так драгоценны для меня, как были и продолжают оставаться эти. Когда я читаю эти записи сейчас, спустя столько лет, они все также остаются для меня королевским посланием и тем же самым дорогим сюрпризом, какой был сделан мне когда-то, с добавочным пафосом от мысли, что энергичная и торопливая рука, которая небрежно их набрасывала, никогда уже больше не коснется моей руки. И я чувствую себя так, как должны себя чувствовать смиренные и ничего уже не ждущие, когда их взор падает на королевский указ, вознесший их до дворянского звания.

Вчера, перебирая стопку своих старинных записных книжек, которые не разбирал годами, я наткнулся на упоминание об этой биографии. Совершенно очевидно, что несколько раз, за завтраком и обедом, в те далекие дни я позировал для своего биографа. Собственно говоря, я отчетливо помню, что делал это, и помню также, что Сюзи это замечала. Однажды утром, за завтраком, я произнес что-то очень остроумное, с изрядной долей напыщенности, и Сюзи чуть позже заметила матери наедине, что папа делал это для биографии.

Я не могу заставить себя изменить хоть строчку или слово в очерке Сюзи обо мне и буду время от времени вводить в свою автобиографию отрывки из него – так, как они изливались, в своей причудливой простоте, из ее честного сердца, которое было прекрасным сердцем ребенка. То, что исходит из этого источника, имеет особое очарование и грацию, и даже, попирая все признанные законы литературы, оно все равно останется литературой и будет достойно внимания. Я напечатаю всю эту маленькую биографию – каждое слово, каждое предложение.

Орфография часто ужасна, но она принадлежала Сюзи и потому будет сохранена. Она дорога мне, и я не стану ее осквернять. По мне, это чистое золото. Исправлять ошибку означало бы замутить, а не очистить ее. Это отняло бы у этого очерка его свободу и гибкость и сделало бы чопорным и официальным. Это правописание Сюзи, она старалась как могла, и ничто не может улучшить его для меня.