За горами – горы. История врача, который лечит весь мир - Киддер Трейси (2015)

Вскоре после ее возвращения в Европу отец взял Офелию с собой на ланч с Грэмом Грином, одним из любимых писателей Пола. Пожилой романист, высокий и сутулый, искренне обрадовался новостям из Гаити, особенно тому, что знаменитый плут Пьер Малыш до сих пор цел. Грин надписал для нее экземпляр “Комедиантов”: “Офелии, видевшей истинное лицо Гаити”. Если он правда считает ее знатоком Гаити, подумала она, что бы, интересно, он сказал о Поле Фармере?

Глава 8

Канжи Фармер впервые увидел в конце мая 1983 года, вскоре после отъезда Офелии. Все еще подыскивая себе место для работы, он снова отправился на Центральное плато, где свел знакомство с местным англиканским священником по имени Фриц Лафонтан. Невысокий, но солидный, Лафонтан держался с достоинством, чтобы не сказать – царственно, и отличался властными, порой резковатыми манерами. При поддержке епископальной церкви диоцеза Верхней Южной Каролины он управлял в Мирбале крошечной клиникой (там работал всего один врач). Кроме того, Лафонтан с супругой помогали строить школы и создавать локальные выборные административные органы, женские организации, программы начального обучения для взрослых в ряде бедных маленьких населенных пунктов этого региона, в том числе в Канжи. Здесь Лафонтан затеял и курировал строительство часовни, а также некоего зачаточного подобия школы. Фармера он привез сюда из Мирбале в кузове своего пикапа.

Весной в Гаити дожди идут довольно часто, так что путь их пролегал среди зелени, особенно на участке вдоль Артибонита, где река выгрызла себе ущелье, в котором никакое земледелие невозможно. Фармер восхищенно любовался деревьями, листвой и бурным течением. Затем в поле зрения показались огромная плотина и озеро, и вот он уже щурится, вглядываясь сквозь тучи серой пыли – пыль пачкает волосы, лезет в нос, липнет к потной коже – в совершенно иной пейзаж: бело-коричневая гамма, растительности почти не видно. “Поразительная, прямо библейская земля, сухая и бесплодная”, – будет вспоминать потом Фармер. Сквоттерский поселочек Канжи находится прямо посреди этих суровых пустошей, в полумиле вверх по дороге от большого пресного водоема.

Большинство зданий – примитивные деревянные сарайчики с односкатными крышами и земляным полом, сколоченные, как позже выразился один друг Фармера, “без лишнего энтузиазма”. Особенно бросались в глаза кровли этих крошечных хибарок, сделанные из коры банановых пальм, кое-где переложенные тряпками, откровенно водопроницаемые. Прежде символом бедности Фармеру казались крыши Мирбале, “жестянки” из тонкого проржавевшего металла. “Но в Канжи не было и жестянок, – рассказывал он. – Это уже запредельная нищета”. Большинство взрослых местных жителей, с которыми он общался, демонстрировали полное уныние. Складывалось впечатление, будто люди, построившие эти жалкие лачуги, ни на какие улучшения в своей жизни не рассчитывали – более того, ожидали, что все станет еще хуже. Многие, вероятно, большинство, были явно нездоровы, но медицинской помощи здесь никто не обеспечивал, вообще никакой. Похожих людей Фармер видел в приемных убогих государственных клиник, которые ему доводилось посещать. Казалось, весь этот самодельный поселок – такая приемная. В Гаити ему пришлось пересмотреть свои представления о бедности. В Канжи пришлось пересмотреть их снова. Отдельного человека, влачащего столь плачевное существование, можно отыскать практически где угодно, но целое сообщество беднее и больнее этого нельзя было даже вообразить.

Делегация отца Лафонтана заночевала в Канжи, на полу классных комнат в школе, подстелив старые армейские одеяла. Фармеру запомнилось, как он проснулся ночью по зову малой нужды и громко мочился в ведро – звук, знакомый по давнему житью в автобусе. Всяко лучше, чем бежать в темноте на улицу, где водится разная пакость, с детства наводившая на него жуть, – огромные жуки и особенно тарантулы.