Зимняя роза - Дженнифер Доннелли (2008)

– Ой, я вас умоляю! Я веду бухгалтерию по обоим кабинетам и могу сказать, практика в Уайтчепеле приносит ему больше денег, чем он получает на Харли-стрит. Пятьдесят-шестьдесят человек в день, по десять минут на каждого… А теперь еще и вы ему помогаете.

– Я не могу дальше с ним работать. Просто не могу, – сказала Индия.

– Не заводите опять эту шарманку, – предупредила Элла. – Вы нужны Уайтчепелу!

Они перешли улицу напротив синагоги. Оттуда были слышны молитвы. Индия поняла, что попала в еврейскую часть Уайтчепела: лабиринт улиц, улочек и тупиков, разбросанных к северу и югу от Хай-стрит. Западной границей квартала служил Олдгейт, а восточной – еврейское кладбище.

Невзирая на ранний час, еще не было и шести часов утра, улицы были полны народа. Портные несли на плечах рулоны тканей и готовую одежду. В полотняных сумках столяров позвякивали рубанки и стамески. Разносчики пекарен тащили корзины с черным хлебом. У входа на узкий двор, служивший бойней скота, шохет[6] точил нож.

Фургоны с еврейскими надписями на стенках развозили разные товары и уголь. Доски объявлений сообщали о грядущем выступлении известного русского анархиста князя Кропоткина, о собрании польских социалистов и об услугах свахи.

И такое разнообразие языков. Индия еще не слышала, чтобы на одной лондонской улице говорили на стольких языках. Какая-то женщина окликнула Эллу с крыльца. Элла ей ответила.

– Это русский язык? – спросила Индия.

– Да. Моя семья из Санкт-Петербурга.

Ей махнула другая женщина. Элла снова ответила.

– А это польский. Я его немного знаю. Здесь вы услышите румынский, голландский, немецкий и литовский. Есть говорящие на бессарабском и украинском. Коренных англичан здесь нет. Каждый откуда-нибудь приехал. Дети почти все говорят по-английски. Из их родителей – только часть. А из поколения бабушек-дедушек – никто.

– Боже мой! Как же тогда эти люди друг друга понимают?

– Идиш выручает.

– В каких странах говорят на идише? – спросила удивленная Индия.

– Во всех.

– Как такое возможно? И почему все понимают этот язык? Откуда он происходит?

– Идиш? – со смехом переспросила Элла. – Он происходит из сердца.

Она остановилась возле скромного кирпичного дома.

– Вот мы и пришли. Предлагаю поесть. Я так с голоду умираю.

Индия заметила сверкающие окна и новенькую вывеску, на которой было выведено: «Ресторан Московица. Полноценная кошерная еда». Маленький ресторан был переполнен. Рабочие со складов и мастерских сидели бок о бок с фабричными работницами. У прилавка в три ряда стояла очередь домохозяек, покупавших к завтраку бублики и куличи. Возле самовара сидели бородатые старики, попивая крепкий сладкий чай. Их скрюченные пальцы сжимали набалдашники палок. То здесь, то там взгляд Индии натыкался на недавних иммигрантов. Они жевали булочки с маслом, жадно всматриваясь в новую жизнь, однако неуверенности в глазах было больше, чем восторга. Яркие разноцветные платки женщин делали их похожими на попугаев.

Элла нашла два места за столом и отправилась искать свою мать. Индия села, поставив докторский саквояж под стул. Принесли чайник. Она налила себе чашку, выпила без молока и сахара, после чего закрыла глаза. Она вполне могла спать сидя, не обращая внимания на шум.

Ночь они с Эллой провели без сна. Роды, которые им пришлось принимать, оказались затяжными и тяжелыми. Мальчишка привел их в Доланс-Рентс – скопище обветшалых домов на Дорсет-стрит. Это была одна из самых бедных улиц Уайтчепела. Потуги миссис Стокс продолжались более двадцати часов. К приходу Индии и Эллы состояние роженицы и ребенка было весьма плачевным.

В промежутках между схватками миссис Стокс всхлипывала, а во время схваток громко кричала. Пока Элла раскладывала инструменты, Индия торопливо сняла жакет, повязала фартук и засучила рукава.

Где находился муж миссис Стокс, никто не знал. Трое ее малолетних детей испуганно сгрудились в углу.