Зимняя роза - Дженнифер Доннелли (2008)

– Я не слепа. Джо, он мой брат. Я не могу взять и отказаться от него. Я нужна ему. Я это знаю. И сейчас я нужна ему сильнее, чем когда-либо. Не могу сказать, откуда я это знаю. Я просто… чувствую.

Джо покачал головой:

– Фиона, в первую очередь ты нужна мне.

Фиона присела на оттоманку рядом со стулом, взяла мужа за руки.

– Джо, я знаю. Знаю, как тебе сейчас тяжело. Альф очень много для тебя значил.

– Да, значил. Но сейчас мы говорим не об Альфе, – напомнил ей Джо.

– Тогда о чем мы говорим? Подскажи.

Джо смотрел на любимую жену. В ее красивых сапфировых глазах он видел себя. Свое прошлое, настоящее и будущее. Они знали друг друга очень давно, с раннего детства. Фиона была его душой и сердцем. Всеми надеждами и мечтами он делился с ней. Она поддерживала его решения, одобряла риски, на которые он шел ради расширения своей торговли. Но что еще важнее, Фиона поддерживала его. Однако то, что сейчас бурлило внутри Джо, не имело ничего общего с магазинами и торговлей. То, о чем он собирался ей рассказать, могло навсегда изменить жизнь их обоих, и Джо пока не знал, поддержит ли его Фиона и в этот раз.

– Фиона, я очень зол. Настолько, что готов взорваться. Потому я сижу здесь и с утра пью виски. По той же причине я не пошел на работу. Боюсь пробить дыру в стене или опрокинуть стол.

– У тебя более чем достаточно оснований для злости, – сказала Фиона. – Погиб хороший человек. Твой склад полностью сгорел.

– Но это лишь часть. Я зол на причины, породившие все это. Я зол, что в Восточном Лондоне годами ничего не меняется. Со времени бесчинств Джека-потрошителя прошло целых двенадцать лет. Одиннадцать – со дня всеобщей забастовки грузчиков. Тогда все английские газеты писали о Восточном Лондоне и о том, в каких ужасных условиях живут там люди. Каждый политик призывал к переменам. И что с тех пор изменилось? Что, Фи? Ровным счетом ничего! Помнишь наше детство? Наши матери выбивались из сил, чтобы нас накормить. Мой отец торговал по семь дней в неделю. Твой попытался создать в Уоппинге рабочий союз, за что его и убили.

– Я помню… Мой отец репетировал речь о рабочем союзе. Он ходил перед очагом, а мы были его слушателями. Чарли, Шейми, наша ма и малышка Айлин. – Она улыбнулась, вспомнив те времена. – Будь он жив, то и сейчас произносил бы речи. Объяснял бы грузчикам необходимость объединяться в союз. Призывал бы к забастовкам.

Джо подался вперед. Его голос обрел другие интонации.

– Нет, Фиона. Не уверен, что он продолжал бы это делать. Твой отец был смелым и решительным человеком. В восемьдесят восьмом он попытался создать рабочий союз. А через двенадцать лет увидел бы бессмысленность забастовок. Он бы увидел письмена на стене.

– Ты это о чем?

– Люди ведут войну за лучшую жизнь. И забастовки – только отдельные сражения в этой войне. Если рабочий класс хочет перемен… я говорю о настоящих переменах… они должны понять, где нужно вести сражения. В фабричных цехах и на причалах они одержат лишь мелкие, временные победы. Они должны научиться воевать там, где результаты намного ощутимее. В Вестминстере.

– Джо, как это с пожара на складе «Марокко» мы переместились в Вестминстер? – удивилась Фиона.

– Утром приезжал Фредди Литтон. Вскоре, как пожарные справились с огнем.

– Выражал соболезнование?

– Угадала, – невесело рассмеялся Джо. – Целых две секунды. А потом заговорил об избирательной кампании. В десятый раз стал мне рассказывать про всеобщие выборы, намеченные на осень, про свои шансы на переизбрание. И конечно же, что первоочередной своей задачей он считает решительную борьбу с преступностью. Попросил меня о поддержке… – Джо вдруг замолчал.

– И что ты ему ответил?

Вместо ответа Джо потянулся к медальону на шее Фионы, открыл и посмотрел на фотографию их дочери.