Гаргантюа и Пантагрюэль - I - Рабле Франсуа (1938)

«Более того. Эта священная дружба настолько наполняла собою всю поднебесную, что мало найдется живущих как на континенте, так и на океанских островах, кто бы честолюбиво не стремился быть принятым в этот союз, на условиях, вами самими продиктованных, союз этот как собственные земли и владения. На памяти человеческой не было властелина или союза, столь дикого или высокомерного, который посмел бы сделать набег – не говорю: на ваши земли – нет, но все же на земли ваших союзников. И если, следуя поспешным советчикам, какой-либо правитель пытался ввести какие-нибудь новшества, – то, услышав имя и титул вашего союзника, сейчас же отказывался от своих намерений. Какая же ярость подвигла тебя, разрушив всякий союз, поправ всякую дружбу, нарушив всякое право, враждебно вторгнуться в земли, – не будучи ни в чем ни им, ни кем-либо из его подданных обиженным, раздраженным или на это вызванным? Где верность? Где закон? Где разум? Где человечность? Где страх господень? Не мыслишь ли ты скрыть эти обиды от вечных духов бога всевышнего, который справедливо воздает по делам нашим? Если ты мыслишь так, то ошибаешься, но все дойдет до суда его.

«Или это предназначено роком, или же это влияние звезд, что хотят положить конец твоему благополучию и покою? Конечно, все на свете имеет свой конец и обращение и, дойдя до высшей точки, рушится вниз, ибо долго пребывать в таком положении не может. Таков бывает конец тех, кто не умеет с разумной умеренностью пользоваться своим счастием и благополучием.

«Но если так тебе было предопределено, и если ныне твоему покою и счастию должен придти конец, то нужно ли было, чтобы это произошло чрез вред и обиду королю моему, – тому, кто поставил тебя? Если дом твой должен пасть, – то нужно ли, чтобы он в своем крушении упал на очаги того, кто украсил его? Такая вещь настолько переходит границы разума, столь отвратительна здравому смыслу, что едва может быть понята человеческим разумением, и до тех пор будет оставаться невероятной для посторонних, пока удостоверенный и засвидетельствованный результат не даст им понять, что нет ничего святого и священного для тех, кто отступил от бога и разума, чтобы следовать своим извращенным прихотям. Если бы нами был причинен твоим подданным или твоим владениям какой урон, если бы мы оказывали милость твоим зложелателям, если бы не помогали тебе самому, если бы нами было оскорблено имя твое и честь, или, лучше сказать, если бы злой дух-клеветник, пытаясь подвинуть тебя на зло, внушил тебе мысль (при помощи лживых призраков и обманчивых видений, намеков и нашептываний), что с нашей стороны по отношению к тебе было совершено что-нибудь недостойное нашей давнишней дружбы, то ты должен бы был сперва разузнать правду, а потом попробовать нас усовестить, и мы бы настолько удовлетворили тебя, что ты должен бы был остаться довольным. Но, боже вечный, что же ты предпринял? Не хотел ли ты, как вероломный тиран, разграбить и разорить королевство моего господина? Разве ты убедился, что он настолько низок и глуп, что не захочет, – или настолько беден людьми, казной, советом и военным искусством, – что не сможет сопротивляться несправедливому твоему нашествию?

«Уходи отсюда сейчас же и завтра же возвращайся навсегда в. свои земли, не чиня на пути ни бесчинств ни насилий, и заплати за убытки, причиненные тобою в этих землях, тысячу безантов[92]. Половину ты доставишь завтра, половину – к ближайшим майским идам[93], оставив нам заложниками герцогов де-Турнемуль, де-Бадефесс и де-Менюайль, а также принца де-Гратель и виконта де-Морпиайль».

ГЛАВА XXXII. Как Грангузье, желая купить мир, велел вернуть лепешки

С этими словами добрый Галле умолк. Но Пикрошоль на всю его речь ответил только следующее:

– Придите и возьмите, придите и возьмите! У наших все в порядке. Они вам наделают лепешек.