Американская трагедия - Теодор Драйзер (1925)

Но все в Клайде (и это заметил каждый присяжный) выдавало человека, который и в самом деле лжет, и в самом деле — интеллектуальный и моральный трус, каким его упорно изображал Белнеп, и, что хуже всего, — в самом деле виновен в смерти Роберты. В конце концов, — спрашивал себя каждый присяжный, слушая Клайда, — почему же он не мог ее спасти, если у него хватило сил потом доплыть до берега? Или, во всяком случае, почему он не поплыл к лодке и не помог Роберте за нее ухватиться?

— Она весила всего сто фунтов, так? — в лихорадочном возбуждении продолжал Мейсон.

— Пожалуй, да.

— А вы? Сколько вы весили в то время?

— Сто сорок или около того, — ответил Клайд.

— И мужчина, который весит сто сорок фунтов, — язвительно произнес Мейсон, обращаясь к присяжным, — боится приблизиться к слабой, больной, маленькой и легонькой девушке, когда она тонет, из страха, как бы она не уцепилась за него и не затащила под воду! Да еще когда в пятнадцати или двадцати футах от него — прекрасная лодка, достаточно крепкая, чтобы выдержать трех или четырех человек! Что это, по-вашему?

И чтобы подчеркнуть сказанное и дать ему глубже проникнуть в сознание слушателей, Мейсон умолк, вытащил из кармана большой белый платок и вытер шею, лицо и руки, совершенно мокрые от душевного и физического напряжения. Потом обернулся к Бэртону Бэрлею:

— Можете распорядиться, чтобы лодку убрали отсюда, Бэртон. Во всяком случае, пока она нам больше не нужна.

И четверо помощников сейчас же унесли лодку.

Тогда, вновь овладев собой, Мейсон опять обратился к Клайду.

— Грифитс, — начал он, — вам, конечно, хорошо известно, какого цвета были волосы Роберты Олден и каковы они были на ощупь, — так? Ведь вы были достаточно близки с нею, чтобы это знать?

— Я знаю, какого они цвета… мне кажется, знаю, — вздрогнув, ответил Клайд.

Казалось, и постороннему взгляду был заметен охвативший его при этом озноб.

— И каковы они на ощупь, тоже знаете, да? — настаивал Мейсон. — В дни вашей большой любви к ней, до появления мисс X, вы, должно быть, нередко дотрагивались до них?

— Не знаю, не уверен, — ответил Клайд, перехватив взгляд Джефсона.

— Ну, а приблизительно? Должны же вы знать, были они грубые, жесткие — или тонкие, шелковистые. Это вы знаете, верно?

— Да, они были шелковистые.

— Так вот, у меня есть прядь ее волос, — заявил Мейсон больше для того, чтобы измотать Клайда, поиграть на его нервах. Он взял со стола конверт и извлек из него длинную прядь светло-каштановых волос. — Похоже это на ее волосы?

И он протянул их Клайду. Потрясенный и испуганный, Клайд отшатнулся, словно от чего-то нечистого или опасного, но уже в следующее мгновенье постарался овладеть собой, и все это не ускользнуло от зорких глаз присяжных.

— Полно, не пугайтесь, — язвительно успокоил его Мейсон. — Ведь это всего лишь локон вашей покойной возлюбленной.

Потрясенный этим пояснением, ощущая на себе любопытные взгляды присяжных, Клайд протянул руку и взял волосы.

— По виду и на ощупь похоже на ее волосы, верно? — настаивал Мейсон.

— Да, как будто похоже, — нетвердым голосом ответил Клайд.

— А теперь вот что… — Мейсон шагнул к столу и тотчас вернулся к Клайду, протягивая ему фотографический аппарат: между крышкой и объективом аппарата запутались сунутые туда в свое время Бэрлеем два волоска Роберты. — Держите-ка. Это ваш аппарат, хоть вы и клялись в обратном. Взгляните на эти два волоска. Видите? — Он так сунул аппарат в лицо Клайду, словно хотел его ударить. — Они зацепились здесь, надо думать, в ту минуту, когда вы ударили ее — ударили так легко, что разбили ей лицо. Так вот, не можете ли вы сказать присяжным, ее это волосы или нет?

— Я не знаю, — еле слышно выговорил Клайд.

— Что такое? Говорите громче. Не будьте таким моральным и интеллектуальным трусом! Ее это волосы или нет?

— Не знаю, — повторил Клайд, но при этом даже не взглянул на них.