Поющие в терновнике - Колин Маккалоу (1977)

Джек подошел к Мэгги, взял ее за плечи. Две пары серых глаз обратились к ним, и в глазах этих были не растерянность, не испуг, но всеведение, словно уже не надо было ничего объяснять.

— Пэдди? — чужим голосом спросила Фиа.

— Да. И Стюарт.

Ни Боб, ни Джек не в силах были посмотреть на мать.

— Стюарт? Как Стюарт! Что ты говоришь! Господи, да что же это, что случилось? Нет, только не оба, нет!

— Папу захватил пожар. Он умер. Стюарт, видно, спугнул вепря, и тот на него набросился. Стюарт застрелил его, но вепрь упал прямо на Стюарта и придавил. Он тоже умер, мама.

Мэгги отчаянно закричала и стала вырываться из рук Джека, но Фиа точно окаменела, не замечая перепачканных кровью и сажей рук Боба, глаза ее остекленели.

— Это уже слишком, — наконец сказала она и посмотрела на Боба, по ее лицу бежали струи дождя, выбившиеся пряди волос золотыми ручьями падали на шею. — Пусти меня к ним, Боб. Я жена одному и мать другому. Ты не можешь меня держать, ты не имеешь права. Пусти меня к ним.

Мэгги затихла в объятиях Джека, уронила голову ему на плечо. Фиа пошла, ступая по мокрым обломкам и головешкам. Боб поддерживал ее, и Мэгги проводила их взглядом, но не двинулась с места. Из-за пелены дождя появился Хьюги; Джек кивнул ему в сторону матери и Боба.

— Поди за ними, Хьюги, не оставляй их. Мы с Мэгги едем в Дрохеду за повозкой. — Он разнял руки, помог сестре сесть на лошадь. — Едем, Мэгги, скоро совсем стемнеет. Нельзя же оставить их тут на всю ночь, а они не тронутся с места, пока мы не вернемся.

Но на повозке невозможно было проехать, колеса увязали в грязи; под конец Джек и старик Том цепями прикрепили лист рифленого железа к упряжи двух ломовых лошадей. Том верхом на третьей лошади вел эту упряжку в поводу, а Джек ехал впереди и светил самым большим фонарем, какой только нашелся в Дрохеде.

Мэгги осталась дома, она сидела в гостиной перед камином, и миссис Смит тщетно уговаривала ее поесть; слезы текли ручьями по лицу экономки, ей больно было видеть это безмолвное оцепенение горя, не умеющего излиться в рыданиях. Потом застучал молоток у двери, и миссис Смит пошла открывать, недоумевая, кто мог добраться к ним в такую распутицу, и в сотый раз поражаясь, до чего быстро разносятся вести через мили и мили, отделяющие в этом пустынном краю жилье от жилья.

На веранде, в костюме для верховой езды и клеенчатом плаще, весь мокрый и в грязи, стоял отец Ральф.

— Можно мне войти, миссис Смит?

— Ох, святой отец! — вскрикнула она и, к изумлению священника, бросилась ему на шею. — Откуда вы узнали?

— Миссис Клири сообщила мне телеграммой, как супруга управляющего — представителю владельца, и я очень ценю ее обязательность. Архиепископ ди Контини-Верчезе разрешил мне поехать. Вот имечко! А мне, представьте, приходится его повторять сто раз на дню. Я летел до Джилли. При посадке самолет перекувырнулся, там все размокло, так что я и вылезти не успел, а уже понял, как развезло дороги. Вот вам Джилли во всей красе. Я кинул чемодан у отца Уотти, выпросил у трактирщика лошадь, он меня принял за помешанного и побился об заклад на бутылку виски, что я увязну на полдороге. Ну полно, миссис Смит, не надо так плакать! Дорогая моя, как ни страшен был пожар, это еще не конец света! — Он с улыбкой потрепал ее по плечам, трясущимся от рыданий. — Смотрите, я так стараюсь вас утешить, а вы меня не слушаете. Пожалуйста, не надо плакать.

— Значит, вы ничего не знаете, — всхлипнула она.

— Не знаю? Чего? Что… что случилось?

— Мистер Клири и Стюарт погибли. Лицо его побелело, он оттолкнул экономку. Крикнул грубо:

— Где Мэгги?

— В гостиной. Миссис Клири еще там, на выгоне, с покойниками. Джек с Томом поехали за ними. Ох, святой отец, конечно, я женщина верующая, а иной раз поневоле подумаешь, уж слишком господь жесток! Ну почему он взял сразу обоих?