Ты мой закат, ты мой рассвет - Субботина Айя

Потому что моя маленькая отважная писательница спасет меня от мудака, которым мне пришлось стать, чтобы выжить и закалиться.

Потому что... наверное... я все-таки и правда ее люблю.

До утра не сплю совсем. Я не привык, когда кто-то рядом вот так близко, дышит в шею: сначала рвано, иногда всхлипывая во сне, а потом уже размеренно, горячо, иногда прикасаясь губами к коже. Чувствую себя аллергиком, который от души объелся того, что его убивает. И какая разница, что зудит и чешется, если просто тупо хорошо.

В шесть тридцать срабатывает будильник. Телефон в заднем кармане - и даже если бы я не хотел разбудить свою замороченную писательницу, достать его быстро все равно не получится. Так что пока вожусь, она просыпается и сладко зевает. Возится рядышком, громко сопит.

Даже странно, что не замечал всего этого раньше.

— Прости, мужчина, я больше не буду спать на тебе, как блин, - извиняется сонным голосом. - Не помню, как выключилась. Надо было стряхнуть меня на пол вместе с одеялом.

— Ой, да хватит уже, - делаю вид, что ворчу, и пресекаю ее попытки выбраться из-под одеяла.

Встаю сам и отворачиваюсь.

Она же вот тут - рядом и почти голая, я видел только край тонкой домашней майки.

Муж и жена мирятся сексом - это нормально. Но после всего...

Я подожду, пока она сделает первый шаг, потому что еще один отказ или добровольно-принудительное исполнение супружеского долга меня на хрен доведут до белого каления.

— Я успею приготовить завтрак, - все-таки возится Очкарик, так что приходится применить силу и затолкать ее обратно под одеяло.

— Спи, женщина! Хватит тут быть мученицей. Я последние пятнадцать лет без завтраков жил и не помер, один день точно протяну. Выспись лучше, поняла?

Йени придерживает двумя руками край натянутого до самого кончика носа одеяла, кивает и почему-то шепотом говорит:

— Я список написала, что нужно... ну, к Новому году.

— Ну и отлично, как раз завтра суббота. - Вообще для меня все эти праздничные приготовления совсем не то, что принято называть «духом Нового года». Скорее какая-то определенная последовательность действий, которые нужно сделать. Ритуал «бытия как все». Но, может быть, в этом году будет как-то иначе? Все-таки теперь у меня семья. - У тебя там очень большой список?

Она что-то прикидывает в уме и с немного испуганным видом озвучивает:

— Сорок девять пунктов. Он в телефоне. Я могу скинуть тебе. Вычеркнешь лишнее.

— Сорок девять пунктов? Женщина, ты смерти моей хочешь?

— Я согласна на компромисс, - быстро говорит Очкарик. - Кроме, пожалуй, пунктов семь, двенадцать, двадцать пять и сорок три.

Понятия не имею, что там, но чутье подсказывает, что именно их-то мне и захочется вычеркнуть в первую очередь.

Уже на работе, когда выдается свободная минута, и я открываю присланный писательницей список, понимаю, что у нас с ней кардинально разные представления о том. что такое приготовления к Новому году. Потому что для меня это вполне конкретные вещи: купить пару бутылок дорого коньяка, забить холодильник всякими деликатесами, чтобы за праздники тупо оторваться и отоспаться, закинуть деньги в мой игровой аккаунт и купить пару игр для приставки. И достать искусственную елку, которая в свернутом виде прямо в мишуре лежит где-то в подсобке у меня на холостяцкой квартире.

Ноу Очкарика в списке просто какие-то... гммм... чудеса.

И чисто женская розовая хрень: вырезать снежинки, разрисовать окна специальными красками, найти сосновых и еловых веток и сделать венок на дверь. И, конечно, один из тех пунктов, которые вычеркивать нельзя: купить белые елочные шары и разукрасить их вручную. С припиской: «Взамен разбитых».

Циник во мне злобно ржет и качает головой, приговаривая: «Ну все, мужик, ты попал».

Но

Да блин, ладно, хоть попробовать-то можно?