Джим с Пиккадилли - Вудхаус Пэлем Грэнвил (2002)

– Вам и впрямь пора? – осведомилась миссис Крокер. – Как мило, что приехали ко мне из самой Америки! Так странно встретить американцев в наши дни… В высшей степени необычно.

Кортеж в молчании покинул гостиную. Миссис Крокер тронула звонок, но скорбная процессия не стала дожидаться Бейлисса. Они были не в том настроении, чтобы соблюдать светские формальности. Им хотелось очутиться подальше, и как можно скорее. Дворецкий не успел и до гостиной дойти, когда за гостями захлопнулась парадная дверь.

– Бейлисс, – со счастливым, сияющим лицом распорядилась миссис Крокер, – пусть мне немедля подадут машину!

– Слушаюсь, мадам.

– Мистер Джеймс уже встал?

– По-моему, нет, мадам.

Миссис Крокер поднялась к себе. Не находись поблизости Бейлисс, она, возможно, пропела бы куплетик-другой. Ее благожелательность простиралась даже на пасынка, хотя намерений отчитать его, когда изловит, она не переменила. С этим, однако, можно и подождать. Пока что ей хотелось прокатиться по парку.

Через несколько минут после ее ухода на лестнице зашаркали шаги и в холл спустился молодой человек. Бейлисс, который только что позвонил в гараж насчет лимузина для хозяйки и собирался исчезнуть в недрах дома, повернулся, и на лице у него заиграла искренняя улыбка.

– Доброе утро, мистер Джеймс! – сказал он.

Глава IV

Крокер-младший был молод, высок, красиво сложен. Лицо… ну, лицо, наверное, попозже станет красивым. Пока его портила мертвенная бледность, а круги под глазами намекали, что спал он плохо и сейчас его подташнивает. Остановившись у подножья лестницы, Джимми зевнул во весь рот.

– Бейлисс, – поинтересовался он, – а чего это вы выкрасились в желтое?

– Нет, сэр, я не красился.

– Да? Странно… Тогда почему лицо у вас ярко-желтое, а все остальное мелко вибрирует? Бейлисс, не смешивайте вина, вот вам дружеский совет. Есть кто в гостиной?

– Нет, мистер Джеймс.

– Тише, Бейлисс! Я нездоров. Слабость какая-то во всем теле. Проводите-ка меня в гостиную и бережно уложите на диванчик. Выпадают моменты… Истинная пытка, я вам скажу.

Солнце уже вовсю било в окна гостиной. Бейлисс опустил жалюзи, а Джимми, свалившись на диван, прикрыл глаза.

– Бейлисс…

– Да, сэр?

– Сдается мне, я сейчас вырублюсь.

– Принести завтрак, мистер Джеймс?

Джимми содрогнулся.

– Бейлисс, только не надо острить! Постарайтесь отвыкнуть от этой манеры, не острите в печальные минуты. Вы очень остроумны, спору нет, но такт куда более ценен, чем юмор. Может, вы воображаете, что я забыл то утро, когда вы подкрались к моей постели и сунули ломоть ветчины? Нет! Есть я не желаю и не пожелаю никогда. Можете притащить бренди с содовой. Ма-а-аленькую порцию. Тазик-другой, и хорош.

– Слушаюсь, мистер Джеймс.

– А теперь оставьте меня, я хочу побыть один. Надо проверить, жив ли я еще. Это трудно.

Когда дворецкий ушел, Джимми взбил подушки, опять прикрыл глаза и на некоторое время отключился. Насколько позволяла жесточайшая головная боль, он пытался припомнить самые живописные моменты вчерашнего вечера, но воспоминания никак не отливались в четкие формы. Какие-то текучие, бесформенные наплывы, утомительные для человека, домогающегося твердых фактов.

Представлялось странным, что в лабиринтах сознания плавают призрачные картинки – скандал, потасовка, драка… мельтешат, настойчиво повторяясь, но где-то вдалеке, не давая себя разглядеть. Такая нелепость действовала на нервы. Либо человек порадовал себя дракой, либо нет. Третьего не дано. Неточность тут просто смехотворна. Однако, как он ни старался, уверенность не приходила. Вот – он достигал грани достоверности, но тут же невидимый субъект злобно вонзал раскаленный штопор ему в макушку, принимался ввинчивать его, и течение мыслей обрывалось. Джимми все еще плавал и гадал, когда вернулся Бейлисс, неся на подносе целительный напиток.

– Поставить рядом с вами, сэр?