Глаза тьмы - Кунц Дин Рей (2008)

— Ты действительно отличный повар.

— А с чего мне было тебе лгать?

— Наверное, теперь мне придется съесть ворону.

— По моему разумению, ты ее уже съела.

— И даже не заметила перьев.

Пока они перешучивались на кухне, еще по ходу приготовления обеда, Тина начала думать о том, что закончится все, скорее всего, постелью. А когда пообедали, точно знала, что закончится, но Элиот ее к этому не подталкивал. И, если на то пошло, она тоже не подталкивала его. Все происходило естественным путем. Как вода в реке бежит от истоков к устью, а не наоборот. Как сначала собираются облака, а уж потом бьет молния и гремит гром. Тина понимала, что они нужны друг другу, физически, духовно, эмоционально, а потому случиться между ними могло только что-то хорошее.

Их сближение шло быстро и неотвратимо.

По приезде в дом Элиота перспектива сексуальной близости тревожила Тину. Последние четырнадцать лет, с тех пор как ей исполнилось девятнадцать, она спала только с Майклом. А последние два года вообще ни с кем не спала. Разумеется, первый из этих двух она оставалась женой Майкла и считала необходимым хранить ему верность, пусть они уже проживали отдельно, а потом развелись. Позднее, в связи со смертью Дэнни и постановкой «Магии», ей было не до романтических отношений. И теперь она чувствовала себя неопытной девочкой. Гадала, а знает ли она, что нужно делать? Боялась, что в постели проявит себя неумелой, неуклюжей, нелепой, просто дурой. Она говорила себе, что секс — та же езда на велосипеде, однажды научившись, уже не забудешь, но фривольность аналогии уверенности не добавляла.

Со временем, однако, проходя с Элиотом обычные ритуалы ухаживания, они все лучше и быстрее притирались друг к другу, и знакомство с этой игрой успокаивало ее, снимало внутреннее напряжение. Может, в этом действительно было что-то от езды на велосипеде.

После обеда они перебрались в кабинет, где Элиот разжег камин, выложенный черным гранитом.

Хотя зимние дни в пустыне обычно теплые, зимние ночи очень даже холодные, иногда и морозные. И в такую вот ночь, да еще с завыванием ветра за окнами, пылающий огонь мог только порадовать.

Тина сбросила туфли.

Они сидели бок о бок на диване перед камином, смотрели на языки — пламени, иногда на снопы оранжевых искр, взмывающих к дымоходу, слушали музыку и говорили, говорили, говорили. Тина чувствовала, что проговорить они могут до утра, так много важного накопилось у каждого, столь многим они считали необходимым поделиться друг с другом до того, как расстанутся. И чем больше они говорили, тем больше находили общего. Провели перед камином час, потом другой. И Тина чувствовала, что чем больше она узнавала об Элиоте, тем больше он ей нравился.

Она не могла точно сказать, кто инициировал первый поцелуй. Может, он наклонился к ней, может, она повернула голову к нему. Но, прежде чем она поняла, что происходит, их губы встретились, мягко и нежно коснувшись. Потом второй раз. Третий. Тут он начал покрывать короткими поцелуями ее лоб, глаза, щеки, нос, уголки рта. Целовал ее уши, снова глаза, оставил цепочку поцелуев на шее, наконец вернулся к губам. Поцеловал крепче, и она отреагировала сразу же, раскрыв рот.

Руки Элиота двигались по ее телу, и она поглаживала его плечи, шею, твердые мышцы спины. И как же ей было все это приятно.

Плывя, как во сне, они оставили кабинет и вошли в спальню. Он включил маленькую лампу на комоде, откинул покрывало и вышел.

Она боялась, что за минуту, на которую он ее покинул, чары рухнут. Но он вернулся, она осторожно поцеловала его, обнаружила, что ничего не изменилось, вновь крепко прижалась к нему.

Ей казалось, что вот так же они обнимались и прежде, много-много раз.

— Мы едва знаем друг друга, — прошептала она.

— Такие у тебя ощущения?

— Нет.

— У меня тоже.

— Я знаю тебя очень хорошо.

— Целую вечность.

— Но прошло только два дня.