Том 6 Лорд Эмсворт и другие - Вудхаус Пэлем Грэнвил (2000)

— Тебе повезло, что это не он. Ожерелье валялось на столе. Да, ты могла все испортить! Я его взял. Дорогая моя, неужели ты не поняла, что оно для тебя значит?

Пруденс устало махнула рукой, как христианская мученица, которой приелись львы.

— Ничего оно не значит. Мне на все наплевать, если со мной нет Генри.

Галли встал и погладил ее по голове, хотя для этого пришлось покинуть кресло. Однако смотрел он на нее озадаченно. Он думал, что она умнее.

— Будет и Генри, — сказал он. — У нас в руках — талисман. Мы можем диктовать оппозиции любые условия.

Он вынул монокль, протер носовым платком, поставил обратно.

— Давай я расскажу, что было после твоего ухода. Плимсол увел Веронику в сад, мы остались. Слово взял Фредди. Он прекрасно описал нам, что сделает с ним Агги. Гермиона приняла это холодно, заметив, что у него болезненное воображение. Мой острый ум все спас, вот и хорошо, больше ее ничего не интересует. На ее взгляд, инцидент исчерпан.

— А разве это не так?

— Было бы так, если б не Фредди. Америка что-то с ним сделала. Мастер! Мы слушали, как зачарованные.

— Что же он сказал?

— Сейчас, сейчас. Он сказал: если мы не вернем ожерелье, он все откроет Типтону, мало того — признает, что это его подарок. Вероятно, при этом он потеряет концессию, но Бог с ней, один он страдать не хочет. Успех был огромный. В жизни не видел Гермиону такой синей.

Пруденс восторженно глотнула воздух.

— Ох! — сказала она. — Кажется, понимаю.

— Так я и думал. На Гермиону больно смотреть. Заглянул Кларенс и заметил для верности, что он сказал Плимсолу насчет этой помолвки, Эгберт просил. Зашел и Эгберт и утверждал, что он просил не говорить.

Пруденс глядела в потолок, видимо — благодаря небо за такую благосклонность к деве в беде.

— Дядя Галли, это же очень хорошо!

— Еще бы.

— Они разрешат мне выйти за Генри!

— Именно. Это — наша цена.

— Мы не уступим!

— Ни на йоту. Подлезет к тебе — посылай к своему поверенному.

— Они вас замучают.

— Дорогая моя, я немолод, меня мучили люди и почище. Но не преуспели. Меня минуют просьбы, словно это — легчайший воздух.[145]

— Шекспир?

— Очень может быть. Уж он скажет. Великий человек. Пруденс радостно вздохнула.

— Нет, это вы великий человек, дядя Галли. Повезло Генри с крестным!

— Я тоже так думаю. Есть и другая школа. Ну, я пошел, спрячу его получше. Придумал прекраснейшее место, никто не догадается. А потом — погуляем.

— Я бы рада, но придется написать Генри. — Вдруг ее поразила новая мысль: — Фредди жалко!..

Мысль эта посетила и Галахада.

— Да, немного, — признал он. — Что ж, не разбив яиц, не сделаешь яичницы. Это не Шекспир. Кажется, я. А может, слышал где-то. И потом, ему недолго мучиться. Гермиона сложит оружие, ты уж мне поверь.

Глава 10

I

Если бы Пруденс лучше слышала — или, точнее, если бы она не приоглохла с горя, — она бы уловила с балкона какой-то короткий крик. Если бы она пристальней глядела на луга и кущи — точнее, если бы она не приослепла от слез, — она бы заметила, что издал его Генри Листер, сидевший на пеньке у второй кущи справа.

Но она не увидела его, не услышала, хотя он кричал и махал руками, словно семафор, и ему пришлось смотреть, как она исчезает в доме. Теперь ему оставалось запомнить, где ее окно, и пойти на поиски лестницы.

Предположив, что он понуро ушел из гостиной, Фредди не ошибся. Задержавшись лишь для того, чтобы свалить кресло и еще один столик, он покинул комнату. О багаже он мог не беспокоиться, так сказала сама хозяйка.