Ненастоящий мужчина - Бирюков Александр Николаевич (2017)

Ещё одной особенностью социалистов марксистского толка было полное отрицание любых врождённых психических, поведенческих качеств в человеке (даже половых, в чём мы убедимся, когда дойдём до полового символизма). Социалисты–марксисты считали, что генетика никак не влияет на поведение и образ жизни человека, а никаких врождённых поведенческих программ (инстинктов) нет. Многие марксисты вообще отрицали саму генетику, называя её «вейсманизмом–морганизмом», буржуазной псевдонаукой. Касательно этого я очень рекомендую внимательно изучить историю Трофима Лысенко, Николая Вавилова, их противостояние, а также «лысенковщину» (собственно, половой символизм и есть социальная лысенковщина). Эта длинная и весьма неприятная история облегчит понимание того, о чём мы ведём и будем вести речь. Лысенковщина входила в канву марксизма, который утверждал, что поведение человека определяется только воспитанием в окружающей среде — дословно «бытие определяет сознание». То есть если человека с преступными наклонностями (вор–рецидивист или маньяк–убийца) поместить в коллектив добрых и справедливых людей, то этот преступник тут же осознает, каким он был плохим, и перестанет воровать. Будет честно трудиться и побивать рекорды. Если проституирующей женщине дать работу швеи–мотористки или чесальщицы–мотальщицы, то она тут же перестанет торговать своим телом и будет честно трудиться 8 часов 5 дней в неделю. А по вечерам слушать лекции о том, есть ли жизнь на Марсе, и участвовать в заводском кружке самодеятельности.

Понимаю, всё это — от Фурье до Энгельса — звучит безумно. Но не надо забывать, что те времена были эпохой кабинетных теоретиков, предельно оторванных как от науки, так и от реальной жизни. Их труды по большей части стоит рассматривать как научно–фантастические сочинения. Эти люди, выходцы из имущих слоёв интеллигенции, получившие гуманитарное (т. е. оторванное от реалий) образование, жили на собственный капитал или на чужие подачки и философствовали в той степени и в том направлении, которые только мог создать их разум. К ним больше, чем к кому бы то ни было, подходит ирония Салтыкова–Щедрина о том, что эти люди верят, будто булки растут на деревьях, а куры летают жареными. Утопии социалистов XIX века поражают смелостью фантазии (в простонародье — ахинеей) потому, что их создатели смотрели на жизнь общества и мира вообще не изнутри, а словно турист из окна автобуса. Отрицание биологических ролей и биологической разницы между мужчиной и женщиной приводило к тому, что межполовое разделение ролей и труда выглядело как дискриминация женщин (хотя почему только женщин?). Тепличные философы понятия не имели, например, о сельском хозяйстве и вообще жизни в селе, где межполовое разделение труда самое необходимое и потому очевидное. У них не было опыта самостоятельного создания капитала с нуля, не было опыта управления персоналом, поэтому они не имели никакого понятия о том, зачем нужна иерархия и что случится, если её не станет. Они не жили в среде маргиналов и преступников, поэтому не понимали психологии ВП людей. Они не руководили тюрьмами и не представляли себе человеческих коллективов, построенных по всем правилам животного мира. Они никогда не управляли очень большими группами людей, поэтому не знали, зачем нужны регуляторы инстинктивного поведения. К тому же многое из биологии, что известно сейчас, тогда не было изучено. Такие явления, как естественный и половой отборы, групповой отбор, наследственность и др. либо вообще не были известны, либо воспринимались как вздорные новомодные веяния.