Ненастоящий мужчина - Бирюков Александр Николаевич (2017)

Однако идея о «раскрепощении угнетённой женщины» прочно вошла в социалистическую доктрину переустройства мира. Датой начала освобождения женщин (от чего именно — скоро узнаем) считается 8 марта 1857 года, когда ткачихи Нью–Йорка вышли на митинг, требуя одинаковой с мужчинами зарплаты. Через некоторое время социалистки Клара Цеткин и Роза Люксембург тут же потребовали отмечать эту дату как всемирный женский день. Эти дамы потребовали для женщин равных прав с мужчиной: права на образование, избирательное право, право свободного развода с мужем, право работать и ряд других. В общем–то, частично в их требованиях был здравый смысл. Например, образование снижает примативность человека, поэтому расширение кругозора было бы полезным для женщин. Право работать тоже содержит здравое зерно, поскольку таким способом жена может финансово поддержать семью, если муж потерял работу, заболел или стал инвалидом. В то же время в требованиях социалисток было немало мин замедленного действия, которые нам придётся обсудить в этой главе.

Поначалу дела суфражисток шли так себе. Власти на их требования особого внимания не обращали, самих бунтующих дамочек всерьёз не воспринимали. Общество их осуждало, знакомые–друзья–родственники не понимали. Женщины выходили на не слишком многочисленные митинги и требовали себе больше прав. Не знаю, напомнило ли это современникам аналогичные римские события двухтысячелетней давности. Самым прозорливым, думаю, напомнило.

Внезапно социалистические идеи феминизма нашли союзника невероятного и невероятно могущественного. Это был капитал, против которого боролись социалисты. Да, такой вот странный союзник.

Однако странность только кажущаяся. На самом деле бизнесу было очень выгодно «раскрепощение» женщин. И вот почему.

1. В условиях патриархальнй семьи бюджет домохозяйства складывался только из дохода мужа. Иными словами, вся семья — он, жена, несколько детей — жили только на его зарплату. Поэтому она должна была быть такой, чтобы её хватило на всех домочадцев. За меньшую сумму мужчине просто не было смысла работать — её не хватит на всех. Это распространялось абсолютно на всех мужчин, которые годились в качестве работников. Говоря современным языком, это было общее условие всех тех, кто продавал свой труд на трудовом рынке. Поэтому существовала так называемая семейная рента, в соответствии с которой женатый мужчина получал за ту же работу зарплату в полотора–два раза выше, чем неженатый. Работодатель был вынужден соглашаться на это условие, а среднестатистический мужчина мог на одну свою зарплату прокормить всю семью.

Теперь же социалисты требовали права на труд и для женщин, что автоматически добавляло в бюджет каждого домохозяйства ещё один источник дохода. Капиталисты увидели в этом ресурс для сокращения мужских зарплат за счёт ликвидации семейной ренты. Если женщина тоже зарабатывает, значит, мужчине можно согласиться и на более низкую оплату труда — суммарно бюджет семьи не изменится. Те мужчины, кто скрепя сердце соглашался на новые условия (без ренты), имели конкурентное преимущество перед теми, кто по–прежнему требовал «патриархальную» зарплату. Более сговорчивых нанимали охотнее. В результате и мужчина, и женщина остались в проигрыше — они оба работают за те деньги, за которые раньше работал один мужчина. Именно поэтому среднестатистический современный мужчина, в отличие от мужчины XIX века, не может на одну свою зарплату прокормить всю семью. А вовсе не из–за того, что «мужчины измельчали, не тот нынче мужик пошёл». Пусть женщины, которые так говорят, винят в этом не мужа, а своих товарок–феминисток. Именно они добились отмены семейной ренты. В выигрыше остаётся только капиталист, получая не одну, а две пары рабочих рук за те же деньги.