Укридж - Вудхаус Пэлем Грэнвил (2011)

Или вернее, в том, что случайный наблюдатель, не знакомый с моей предприимчивостью и находчивостью, назвал бы калошей. Ибо человека вроде меня, Корки, можно уложить, но нельзя нокаутировать. Такими стремительными были мои мыслительные процессы, что между тем моментом, когда я увидел этот размозженный цилиндр, и решением заскочить в министерство иностранных дел и подбить Джорджа Таппера еще на пятерку прошло не более пятидесяти секунд. Именно в такие критические моменты мозг и показывает, чего он стоит.

Хочешь нажиться, так брось скупиться. И хотя к этому времени денежные ресурсы поиссякли, я вложил пару шиллингов в наем такси. Лучше было потратить два шиллинга, чем дотопать до министерства иностранных дел и обнаружить, что Таппи и след простыл.

Ну, несмотря на поздний час, он все еще был на месте. Вот что среди прочего мне нравится в Джордже Таппере, вот одна из причин, почему я всегда утверждаю, что он достигнет на службе отечеству внушительных высот: он не жалеет своего времени, не смотрит на часы. Вот почему в уже не таком далеком будущем, Корки, когда ты все еще будешь еле сводить концы с концами, выдавая статеечки для «Интересных заметок» и пописывая для пропитания рассказики о девушках, которые оказываются пропавшими наследницами, Таппи уже станет сэром Джорджем Таппером, кавалером ордена Св. Михаила и Св. Георгия второй степени и блистательным любимцем всех министерских канцелярий.

Я застал его погруженным по уши в официального вида бумаги и тотчас перешел к делу. Я знал, что он, вероятнее всего, занят объявлением войны Черногории и не в настроении тратить время на пустую болтовню.

— Таппи, старый конь, — сказал я, — мне категорично и незамедлительно требуются пять фунтов.

— Что-что? — сказал Таппи.

— Десять, — сказал я и с ужасом обнаружил в его глазах тот холодный неприступный взгляд, который в подобные моменты можно видеть в глазах некоторых типусов.

— Я одолжил тебе пять фунтов только неделю назад, — сказал он.

— И да вознаградят тебя за это Небеса, старый конь, — ответил я со всей учтивостью.

— Так зачем тебе еще?

Я уже собрался описать ему все обстоятельства, когда словно некий голос шепнул мне: «Воздержись!» Что-то сказало мне, что Таппи пребывает в мерзейшем настроении и намерен отказать мне — да, мне, старому школьному другу, который знает его с тех самых пор, когда он носил итонские воротнички. И в тот же миг я заметил на стуле у двери его цилиндр. Таппи ведь не из тех чиновников, которые бьют баклуши в Уайтхолле в костюмах для тенниса и соломенных канотье. Он одевается строго корректно, и я уважаю его за это.

— Зачем, собственно, — сказал Таппи, — тебе нужны деньги?

— На личные расходы, малышок, — ответил я. — Прожиточный минимум сейчас очень высок.

— Что тебе требуется, — сказал Таппи, — так это работа.

— Мне требуется, — напомнил я ему, потому что, если у старины Таппи и есть недостаток, так это привычка отвлекаться от темы, — всего пятерка.

Он покачал головой в манере, которую мне было неприятно видеть.

— Для тебя крайне вредно бездельничать на занятые суммы. Не то чтобы я их для тебя жалел, — сказал Таппи, и по высокопарности его выражений — чисто в духе министерства иностранных дел — я понял, что в указанном министерстве что-то не заладилось. Вероятно, проект договора со Швейцарией слямзила какая-нибудь иностранная авантюристка. Там такое случается чуть не каждый день. Таинственные дамы под вуалями заскакивают к старине Таппи, занимают его разговорами, а когда он оглядывается, то видит, что длинный голубой конверт с важнейшими документами бесследно исчез. — Не то чтобы мне жаль денег для тебя, — сказал Таппи, — но тебе действительно необходимо найти какую-нибудь постоянную работу. Мне следует подумать, — сказал Таппи. — Мне следует подумать, поискать.

— Ну а пока, — сказал я, — как насчет пятерочки?

— Нет. Я не намерен одалживать тебе пятерку.