Укридж - Вудхаус Пэлем Грэнвил (2011)

Видишь ли, когда старина Таппи уезжает из Лондона, мне просто не к кому обратиться за наличными, а я настоятельно нуждался в прилично оплачиваемом занятии в самом ближайшем будущем. А к тому же слова этого типчика про то, как он будет созерцать меня на ринге в вечернем костюме, воспалили мое воображение. Я просто видел, как мановением руки усмиряю бесчисленных зрителей и в воцарившейся тишине ставлю их в известность, что следующим номером будет четырехраундовый бой между Жирным Джонсом из Бермондси и Слизнем Смитом из Нью-Ката или кем-то там еще. И, должен признаться, нашел это зрелище опьяняющим. Мысль о том, что я — фокус бесчисленных взглядов, что каждое легчайшее мое слово встречается почтительным свистом, пощекотала мою гордость. Ну, бесспорно, малая толика тщеславия, но кто из нас от него свободен?

В тот же вечер я снова отправился в «Кедры». И вполне отдавал себе отчет в том, что гордость Укриджей, скорее всего, получит оплеуху, какие ей редко доводилось получать, но есть минуты, когда гордости приходится поджимать хвост.

IV

К счастью, я был готов к тому, что мой amour propre[18] будет пропущен сквозь вальцы, ибо с места в карьер меня не пустили в парадную дверь, так как я был не в вечернем костюме. Этому унижению меня подверг Окшотт самолично, предложив мне обогнуть дом, войти с черного хода и ждать его в буфетной. Он добавил, что будет рад, если я потороплюсь — скоро начнут прибывать гости. Он словно бы думал, что вид того, кого он явно считал Бывшим Человеком, может подействовать на них удручающе.

Итак, я прошел буфетную и начал ждать и вскоре услышал шум подъезжающих автомобилей, веселые перекликающиеся голоса и прочие признаки намечающегося чудесного вечера. Звуки, которые, как ты, возможно, понимаешь, разъедали душу наподобие серной кислоты. Наверное, прошел час, прежде чем Окшотт соизволил явиться. А когда явился, то был суров и резок.

— Ну? — сказал он. Я попытался внушить себе, что он сказал «ну, сэр», но я знал, что он ограничился одним «ну?». С первой же секунды стало ясно, что дворецкая часть в нем уснула крепким сном. Словно мне дал аудиенцию удачливый магнат.

Я немедленно перешел к res,[19] сообщив ему — в подобных ситуациях тянуть никакого смысла нет, — что я, по размышлении, решил взять эту его пятерку. И он ответил, что по размышлении решил мне ее, черт дери, не давать. В его глазах, пока он говорил, появился гнусный блеск, который мне не понравился. На протяжении моей долгой карьеры я навидался людей, чье не поддающееся описанию выражение лица указывало на непоколебимое намерение с пятерками не расставаться, но ни у одного оно не было таким явным.

— Утром вы держались крайне оскорбительно, — сказал он.

Я придавил гордость Укриджей еще сильнее и призвал его не придавать значения таким мелочам. Неужели, спросил я, он никогда не слышал о грубоватости, скрывающей золотое сердце?

— Вы назвали меня…

— Не стану отрицать.

— И……

Опять я вынужден был признать, что в целом это соответствует истине.

— А когда уходили, вдруг обернулись на пороге и назвали меня…………

Я увидел, что необходимо принять меры и положить конец этому направлению его мыслей.

— Я ранил ваши чувства, Окшотт? — спросил я сочувственно. — Я причинил вам боль, старый товарищ? Это было абсолютно неумышленно. Если бы вы всмотрелись в мое лицо, то заметили бы в моих глазах веселые смешинки. Я вас разыгрывал, старый друг. Такие поддразнивания не следует понимать au pied de la lettre.[20]

Он спросил, a что такое au pied de la lettre, и я как раз приступил к истолкованию, когда появился какой-то его подчиненный и сказал ему, что его присутствие срочно требуется в гостиной. Он тут же удалился, даже не оглянувшись на меня, и я начал поиски портвейна. Я чувствовал, что в буфетной он не может не найтись. «Если дворецкие близко, может ли портвейн быть далеко?» Исходя из этого правила, ошибиться практически невозможно.