Укридж - Вудхаус Пэлем Грэнвил (2011)

— Не совсем матч. Дело обстоит так. Тод Бингем совершает обход ист-эндских мюзик-холлов, предлагая двести фунтов всякому, кто продержится против него четыре раунда. Ну, для рекламы. Милый старый Билсон спустит себя с цепи на него в «Шордич эмпайр» в следующую субботу.

— Ты думаешь, он выстоит четыре раунда?

— Выстоит четыре раунда! — вскричал Укридж. — Да он выстоит четыре раунда против типчика, вооруженного пулеметом и парочкой мотыг. Считай, что эти деньги уже у нас в кармане. А когда мы сварганим это дельце, во всей Англии не найдется боксерского заведения, где за нас ни ухватились бы двумя руками и ногами. Тебе, старый конь, я под секретом сообщу, что через год я, думается, буду загребать сотни в неделю. Нагребу сначала тут, знаешь ли, а потом сигану в Америку и заработаю сказочное состояние. Черт меня дери, да я не буду знать, куда девать деньги.

— А не потратить ли их на носки? У меня их почти не осталось.

— Эх, малышок, малышок, — сказал Укридж с упреком, — так ли уж необходимо вносить диссонирующую ноту? Разве сейчас время швырять твои мерзкие носки в лицо старому другу? Более широкий дух, вот что я хотел бы видеть.

В среду я по приглашению Джорджа Таппера прибыл в «Риджент-Гриль», но с опозданием на десять минут, и зрелище Джорджа, стоящего с непокрытой головой у входа со стороны Пиккадилли, пробудило во мне виноватое раскаяние. Джордж — лучший типус в мире, но атмосфера министерства иностранных дел усилила присущую ему с нежных лет тенденцию к педантичной точности, и он расстраивался, если его дела не следовали строгому расписанию. Мысль о том, что моя непунктуальность может омрачить этот великий вечер, заставила меня броситься к нему, рассыпаясь в извинениях.

— А вот и ты, — сказал Джордж Таппер. — Послушай, это выходит за все рамки…

— Жутко сожалею. Мои часы…

— Укридж! — вскричал Джордж, и я понял, что расстроил его не я.

— Неужели он не придет? — спросил я в изумлении. Мысль о том, что Укридж увернулся от бесплатного ужина, принадлежала к тем, которые сотрясают устои мира.

— Уже пришел. И привел с собой девицу.

— Девицу!

— В розовом. С желтыми волосами, — простонал Джордж Таппер. — Что мне делать?

Я поразмыслил над его вопросом.

— Даже для Укриджа это чересчур, — сказал я. — Но видимо, тебе придется угостить ее обедом.

— Но там же полно людей, которых я знаю, а эта девица такая… такая эффектная.

Я глубоко ему сочувствовал, но никакого выхода не находил.

— Как по-твоему, могу я сказать, что внезапно заболел?

— Это больно ранит чувства Укриджа.

— Я бы с наслаждением ранил чувства Укриджа, черт бы его побрал, — горячо сказал Джордж Таппер.

— И это будет жуткий пинок девице, какой бы она ни была.

Джордж Таппер горько вздохнул. Истинный рыцарь, он расправил плечи, будто готовясь к ужасному испытанию.

— Ну, полагаю, сделать ничего нельзя, — сказал он. — Идем. Я оставил их пить коктейли в баре.

Джордж не преувеличил, когда назвал укриджскую добавку к празднеству эффектной. «Сногсшибательная» тоже подошло бы. Пока она шла впереди нас по длинному залу под руку с Джорджем Таппером (Джордж, казалось, очень ей понравился), у меня было достаточно времени изучить ее, начиная от лакированных туфель до массы золотистых волос под шляпой со страусовыми перьями. У нее был громкий четкий голос, и она сообщала Джорджу Тапперу интимные подробности о внутреннем недуге, недавно поразившем ее тетю. Будь Джордж их семейным врачом, она не могла бы быть откровеннее, и я видел, как тусклый багрянец разливается по его скульптурным ушам.

Быть может, и Укридж заметил этот багрянец, потому что в нем на миг пробудилась совесть.

— Вроде бы, малышок, — шепнул он мне, — старый Таппи немножечко зол, что я захватил с собой Флосси. Если у тебя появится такая возможность, поставь его в известность, что причина тому — военная необходимость.

— Кто она такая?