Укридж - Вудхаус Пэлем Грэнвил (2011)

Постороннему человеку они, возможно, показались бы очень мелкими неприятностями, но тем не менее их было вполне достаточно, чтобы привести меня в угнетенное состояние. Два дня спустя после моей встречи с Укриджем на Пелл-Мелле я получил довольно-таки тревожащее письмо.

В то время я иногда подрабатывал в некой светской газете и был очень не прочь подрабатывать почаще. Так вот, редактор этой газеты прислал мне билет на предстоящий бал Клуба Пера и Чернил, желая, чтобы я представил ему забористого материала на полтора столбца. И только после того, как я кончил с наслаждением переваривать, что ко мне с ясного неба упала толика столь необходимой наличности, до меня дошло, почему название клуба показалось мне знакомым. Это был клуб, популярной и энергичной председательницей которого была тетка Укриджа Джулия, и мысль о второй встрече с этой язвительной женщиной исполнила меня мрачным унынием. Я не забыл — а возможно, и никогда не забуду — мою встречу с ней в ее гостиной в Уимблдоне.

Однако мое финансовое положение не позволяло мне пренебрегать капризами редакторов, а потому оставалось одно: пройти сквозь это горнило. Вот почему я пребывал в угнетении и все еще мрачно размышлял над указанной перспективой, когда мои медитации были прерваны бешеным звонком во входную дверь. Затем прогремел голос Укриджа, интересующегося, дома ли я. Спустя мгновение он влетел в комнату. Глаза его были безумны, пенсне перекосилось под углом в сорок пять градусов, а воротничок от запонки отделяла полоса шеи в несколько дюймов. Его внешность неопровержимо указывала на какой-то злокозненный удар судьбы, и я не удивился, когда его первые слова сложились в вопль истерзанного сердца.

— Хэнк Пилбрук, — сказал Укридж без лишних околичностей, — сын Велиала и прокаженный червь!

— Что случилось теперь?

— Он подвел меня, слабоумный слизняк! Ему больше не требуется загородный дом. Кошки-мышки, да если Хэнк Пилбрук — образчик типусов, которых теперь производит Канада, Бог да смилуется над Британской империей!

Я отложил мои жалкие проблемы на потом. Они выглядели ничтожными рядом с этой величественной трагедией.

— Почему он передумал? — спросил я.

— Мямлящий, бесхребетный адский пес! Меня не оставляло чувство, что с этим типчиком что-то неладно. Такие мерзкие бегающие глазки. Ты согласен, малышок? Разве я тебе не говорил сто раз про его бегающие глазки?

— Безусловно. Так что заставило его передумать?

— Разве я всегда не говорил, что ему нельзя доверять?

— Много раз. Почему он передумал?

Укридж засмеялся с сокрушительной горечью, от которой чуть не треснуло оконное стекло. Его воротничок подпрыгнул, как живой. Воротничок Укриджа всегда служил своего рода градусником, регистрирующим жар его эмоций. Порой, когда его температура была нормальной, воротничок оставался скрепленным со своей запонкой по нескольку минут подряд. Но стоило температуре хоть чуть-чуть подняться, как воротничок подпрыгивал, и чем больше Укридж впадал в раж, тем выше прыгал воротничок.

— Когда я знавал Хэнка в Канаде, — сказал он теперь, — его здоровью позавидовал бы любой бык. Страусы брали у него по переписке уроки пищеварения. Но стоило ему оказаться при деньгах… Малышок, — настоятельно сказал Укридж, — когда я буду богат, ты должен стоять у меня за плечом и бдительно за мной следить. Чуть только ты заметишь симптомы дегенерации, немедленно остереги меня. Не допускай, чтобы я себя холил. Не позволяй, чтобы я носился со своим здоровьем. О чем бишь я? А, да! Стоило этому типчику оказаться при деньгах, как он вообразил себя этаким хрупким, нежным цветочком.

— Вот уж не подумал бы после того, что ты мне порассказал в ту ночь.

— Вся беда приключилась из-за той ночи. Само собой, он проснулся с головной болью.

— Легко могу этому поверить.