– Молодец, братец, благодарю за службу! – и добавил уже, как видно, лично от себя: – Молодцом, сержант, не посрамили со своим командиром славу охотников-егерей, первыми из всех на крепостной вал заскочили!

– Рад стараться, ваша светлость! Благодарствую покорно! – рявкнул Лёшка и потом ляпнул уже от себя самого, а что, генералу же можно, а почему бы и ему нет? – Спасибо вам, ваша светлость, за создание нашего славного рода войск. Уверен, что не раз ещё наши егеря покроют громкой славой своё имя. А вы для них уже навеки теперь останетесь отцом-создателем!

Панин замер на месте, задумчиво и с каким-то особым интересом осматривая Алексея. А в его свите стояли с круглыми глазами оторопевшие штабные, словно говоря всем своим видом: да как же так можно-то, ведь всё же не по плану и не так, как положено, вдруг пошло!

– Молодец, егерь! – улыбнулся ему как-то по-простецки Пётр Иванович. – Сам храбрец, а ещё и говорить складно и, по всему видно, что думать умеешь. Далеко, похоже, пойдёшь, братец, помяни моё слово, далеко! Ну а это тебе от меня лично, – и он положил сверху кошеля золотой империал десятирублёвок.

– Благодарствую покорно! – рявкнул Лешка, провожая взглядом командующего.

– Ну ты и мастак, Егоров, красиво говорить, и главное – метко так, в самое яблочко попал, прямо как и положено егерям! – похвалил Кутузов Алексея. – Всё верно, Панин любит зелёные мундиры, он ведь сам этот род войск ещё в ту прусскую войну создавал, поэтому, видать, и приятно ему было, что его простой сержант, а не лизоблюд какой-то из свиты благодарит.

– Да я от чистого сердца же, ваше высокоблагородие, не лести ради, он ведь на меня так по-доброму смотрел, этот мундир весь оглядывая, вот же не зря я его два дня чистил, подшивал и к этому награждению готовил! – оправдывался Алексей.

– Ладно, ладно, – усмехнулся Кутузов. – Мне вот тоже лестно, что моего сержанта из всей награждённой шеренги так выделили. Пойдём уже к себе в батальон. Нам тут ещё пару недель, никак не меньше стоять, а там уже надобно будет к дороге назад готовиться. Приказ получен из столицы, все части второй армии сворачивать и двигать их на зимние квартиры, да и нам тоже уже нужно наших догонять – осень, Егоров, октябрь вон скоро на носу!

Был конец сентября. Дни в Приднестровье стояли пока ещё жаркие, но ночью уже ощущалась прохлада, и солдаты, кутаясь в епанчу, грелись у походных костров. Вот-вот зарядят затяжные дожди, и дороги тогда станут труднопроходимыми.

Плутонг Егорова потерял при штурме троих солдат убитыми, ещё пятеро человек в нём были ранены, а двое из них получили серьёзные ранения и теперь требовали серьёзного лечения и ухода. Из апшеронцев похоронили Игната, жизнь Ермолая была уже вне опасности, и он начинал уже ходить самостоятельно, но в строй ему ещё было не встать как минимум пару месяцев. Порез Потапа тоже уже поджил, ухо Фёдора заросло, а многочисленные синяки, ссадины и царапины у всех остальных были для них неопасны.

Пятьдесят своих премиальных целковых из полученной от командующего сотни Лёшка разделил по справедливости между всеми солдатами своего плутонга, рассудив, что бились они все вместе и участие в том, что он вообще выжил в этом бою, принял из них каждый. Получилось по два рубля на брата. Часть денег ушла на общий приварок и на лечение раненых. Пятьдесят оставшихся рублей Алексей решил сохранить для дела, чтобы при случае потратить их с умом и пользой. И такой случай ему как раз вскоре и представился.