Шепот в темноте - Звездная Елена

– Что сегодня? – голос его раздался ближе, и от этой близости замерло мое сердце.

– Сегодня… луна… была слишком яркой, – прошептала я.

– И? – Он обнял меня сильнее.

Обнял, словно предугадав сильнейший порыв ветра, несомненно, снесший бы меня со скалы и даже не пошатнувший его. И я наслаждалась. Я откровенно наслаждалась его силой, надежностью, несокрушимостью…

– И, Маделин?

Закрыв глаза, я продолжила:

– И я не смогла удержаться. Это было сильнее меня… сильнее голоса разума… сильнее всего на свете… кроме тебя.

– Интересное дополнение, – с улыбкой в голосе произнес Роутег.

А затем настроение его стремительно изменилось, и оборотень произнес:

– Где вампир, Мадди? Почему он не остановил тебя?!

Аделард? Мысли о нем путались, были неясными, туманными, подернутыми дымкой будней, припорошенными легкой отрешенностью и заглушенными ревом беснующихся волн… А осознание Роутега являлось до боли четким. И тепло его прикосновений, и сила, с которой он удерживал, несмотря на бушующий океан и порывы ледяного ветра, и его дыхание, и каждое слово звучало для меня отчетливо, несмотря на вой стихии. Он весь был отчетливым. Отчетливее, чем все, чем вся моя жизнь за истекший месяц. Он и был всей моей жизнью за этот месяц – и я совершенно неожиданно поняла это.

– Маделин, – позвал Роутег.

«Не уходи из моей жизни», – подумала я.

Эта мысль звучала криком! Надрывным, пульсирующим, заглушающим грохот разыгравшейся стихии!

Но вслух… вслух я сказала:

– У него работа. Сложное дело. Его не было рядом в эту ночь.

– Ясно, – тихо ответил Роутег.

В этом кратком ответе мне почудилось осуждение, причем осуждение Аделарда, а не меня. Это было неправильно, Ад не виноват ни в чем, он и так сделал и делает для меня больше, чем я могла бы надеяться, он…

И я развернулась в кольце рук Роутега, чтобы сказать ему, что он не прав.

Ветер ударил в лицо, отбрасывая мокрые волосы назад, и я интуитивно прижалась к оборотню всем телом… И забыла, о чем хотела сказать. Забыла, кажется, обо всем на свете… От прикосновения к груди Повелителя Истэка задрожали ладони, а сердце забилось гулко и быстро, отдаваясь в ушах грохотом неистово бросающихся на скалу волн… но оно замерло, едва я подняла голову, чтобы взглянуть в серые глаза… наполненные нежностью с оттенком боли, чувством горечи, отчаяния и сожаления. И еще чего-то, чего-то неуловимого, что он подавил жестко и основательно, на миг сомкнув веки, а когда вновь распахнул ресницы, в его взгляде читалось лишь все то же непробиваемое спокойствие серого гранита, возвышающегося незыблемой твердью среди раздираемого штормом океана.

– Что, Маделин? – тихо спросил он.

Внимательный и в то же время отрешенный вопрос отгородившегося от меня мужчины. Нет, он продолжал обнимать, бережно и надежно удерживая меня и от падения, и от порывов неистовствующего ветра, но он отгородился – эмоционально, мысленно. Я ощущала это так же, как если бы между нами вдруг воздвигли каменную стену. И это заставило вспомнить о том, что у него, вероятно, уже есть женщина. Другая женщина. Та, которую он, заключая в свои ласковые и такие сильные объятия, согревает нежностью, любовью… страстью…

В моих глазах заблестели слезы… они предательски сорвались с ресниц и скрылись среди тысячи капель, щедро подаренных мне солеными морскими брызгами. Я понадеялась, что он не заметит, но…

– Слезы? Маделин, в чем дело? – обеспокоенно спросил Роутег.

И стена рухнула, напрочь снесенная его тревогой.

И мне вдруг очень захотелось, чтобы со мной действительно что-то случилось, что-нибудь, что угодно, чтобы бы ему вновь пришлось меня спасать. Вот только…

– Тебе лучше уйти, – тихо прошептала я, опуская взгляд и ненавидя себя всем сердцем, каждой клеточкой, всей душой.