Задохнуться можно - Вудхаус Пэлем Грэнвил (2012)

— То есть как?

— Да, тебе.

— Спасибо!

— Ну, садись.

Когда пробка задержала машину, он приступил к делу.

— Да, насчет цветов.

— Прелесть какая!

— Возможно. Я их не посылал.

— Ты их принес, это еще лучше.

— Они вообще не от меня. Какой-то гад, П. Фробишер Пилбем.

Улыбка померкла. Сью знала, как ревнив ее Ронни.

— Да? — растерянно сказала она.

Кожура прохладной сдержанности, годами слагавшаяся в Итоне и Кембридже, с треском лопнула, и миру явился истинный Роналд Овербери Фиш.

— Это еще кто такой? — взревел он.

— Не знаю!

— А чего же он шлет цветы?

— Да, все время шлет и пишет…

Ронни заскрежетал зубами.

— И ты его не знаешь?

— Одна наша девочка сказала, он издавал газету «Светские сплетни». Раньше, не сейчас.

— Сейчас он посылает цветы!

— Что я могу поделать?

— Да ты и не хочешь.

Глаза у нее сверкнули. Но, сообразив, что ее Ронни снова уподобился шестилетнему ребенку, она попыталась его отвлечь.

— Ну я же актриса! — сказала она. — Ты же не обвиняешь Лилиан Гиш[23], что ей поклоняются.

Ронни не сдался.

— Иногда я думаю, — сказал он, — любишь ли ты меня.

— О, Ронни!

— Думаю. Кто я такой? Вот, прогорел. Мозгов нет.

— Ты такой красивый!

— Слишком розовый. Почему я не похож на… А, да! Мак говорит, вы с Хьюго не расставались.

Сью вздохнула.

— Да это раньше было, — терпеливо объяснила она. — Я люблю с ним танцевать. Неужели ты думаешь, что я могу в него влюбиться!

— А что такого?

— В Хьюго? — Она рассмеялась, как смеялась всегда, думая о мистере Кармоди.

— Он лучше меня. Не такой румяный. Играет на саксофоне.

— Господи, перестань! Я люблю тебя.

— А не Хьюго?

— Нет.

— И не Пилбема?

— Конечно, нет. Тебя.

— А! — сказал Ронни.

Человек пылкий, он мгновенно взмыл из бездны к вершинам. Туча ушла, байроническая скорбь исчезла, он улыбался.

— Знаешь, почему я спешу в Бландинг? — спросил он.

— Нет.

— Хочу дядю обработать.

— Что?

— Обработать дядю Кларенса. Как я женюсь без денег?

— Да, я понимаю… Расскажи мне про Бландинг, Ронни.

— Как это?

— Я хочу все себе представлять, когда ты там.

Ронни задумался. Он не был художником слова.

— Ну, такой замок. Парки всякие, сады. Деревья. Террасы.

— А девушки?

— Моя кузина Миллисент. Дочка дяди Ланселота, он уже умер. Наши хотят, чтобы мы с ней поженились.

— Какой ужас!

— Нет, ничего. Мы оба против.

— Ну, это еще туда-сюда. А другие девушки есть?

— Больше нету. Мать познакомилась в Биаррице с одной американкой. Очень богатая, Майра Скунмейкер. Ну, мать пристала: «Ронни, почему ты не звонишь Майре? Своди ее в казино. Потанцуете». Ужас какой-то. Теперь ее ждут в замке.

— Ой!

— При чем тут «ой»?

— Нет, все-таки… Вообще-то они правы. Тебе надо жениться на девушке твоего круга.

Ронни едва не наскочил на другую машину.

— Осторожней! — вскрикнула Сью.

— А ты не говори черт знает что! Мало мне наших…

— Бедненький! Ну, прости. Но ты пойми их, кто я такая? Дочь певички из мюзик-холла. Знаешь, в розовом трико…

Ронни растерялся. Он никогда не думал о семье мисс Браун, и розовое трико его немного испугало. Он представил себе крашенную перекисью тещу, которая говорит девятому графу: «Солнышко».

— Ее звали Долли Хендерсон.

— Не слышал.

— Так это же было давно, двадцать лет назад.

— Я думал, ты из Америки.

— Папа меня увез, когда она умерла.

— А, она… э… ее нет в живых?

— Конечно.

— Какая жалость… — сказал Ронни, заметно приободрившись.

— А папа был в ирландской гвардии. Капитан какой-то.

— Красота! — закричал Ронни. — Мне-то что, хоть бы он студнем торговал, но наши…

— Ну, вряд ли.