Темная Башня - Кинг Стивен (2004)

Ага, так и есть, но у него уже есть книга, над которой он работает, и книга эта ему нравится. Возвратиться к истории Башни — все равно что заплыть на глубокую воду. Там можно и утонуть. И внезапно он понимает, в этот самый момент, стоя на перекрестке, что начнет писать эту историю, если вернется. Ничего не сможет с собой поделать. Придется ему прислушаться к тому, что он иногда называет Вес’-Ка Ган, Песнь Черепахи (а случается, и Песнь Сюзанны). Он забросит книгу, над которой работает, повернется спиной к безопасной суше и вновь поплывет на глубокую воду. Он уже четырежды плавал туда, но на этот раз должен будет доплыть до другого берега.

Доплыть или утонуть.

— Нет, — говорит он. Вслух, и что в этом такого? Здесь его никто не слышит. До него долетает едва различимый шум приближающегося автомобиля… или двух? Одного на шоссе № 7 и второго на Уоррингтон-роуд? Но это все посторонние шумы.

— Нет, — повторяет он. — Я пройдусь, а потом поеду на вечеринку. Сегодня я больше не пишу. Тем более такое.

Оставив развилку позади, он начинает подниматься на крутой холм, с короткой зоной видимости. Идет навстречу шуму приближающегося минивэна «додж караван», и звук этот возвещает о его грядущей смерти. Ка рационального мира хочет, чтобы он умер; ка Прима хочет, чтобы он жил и продолжал петь свою песню. Вот так в этот солнечный день, во второй его половине, в западном Мэне непреодолимая сила устремляется к неподвижному объекту, и впервые после отступления Прима все миры и все существующее поворачиваются к Темной Башне, которая стоит в дальнем конце Кан’-Ка Но Рей, что означает Красные поля Ноуна. Обрываются даже злобные крики Алого Короля. Решать будет Темная Башня.

— Решение требует жертвы, — говорит Кинг, и хотя никто, кроме птиц, не слышит его, а он понятия не имеет, что означают эти слова, писателя это не тревожит. Он всегда что-то бормочет себе под нос, словно в голове у него Пещера голосов, полная блестящих, но не всегда умных имитаторов.

Он шагает, размахивая руками, которые иной раз касаются синих джинсов, не подозревая, что его сердце отбивает последние

(не последние)

удары, что его разум додумывает последние

(не последние)

мысли, что голоса произносят последние

(не последние)

дельфийские пророчества.

— Вес’-Ка Ган, — говорит он, звуки эти забавляют его и одновременно влекут. Он пообещал себе, что не станет перегружать свои истории о Темной Башне непроизносимыми словами какого-то выдуманного (если не сказать, исковерканного) языка, его редактор Чак Веррилл из Нью-Йорка просто вычеркнет большую часть, если увидит их в рукописи, но его разум все равно наполняется и словами, и фразами: ка, ка-тет, сэй, кан-тои (это слово по крайней мере из другой его книги, «Безнадеги»), тахин. Может, все это идет от Кирит-Унгола Толкина и Великого слепого скрипача, Ньярлатотепа, Г. Ф. Лавкрафта?

Он смеется, и начинает петь песню, с которой познакомили его голоса. Он думает, что обязательно использует ее в следующей книге о стрелке, когда позволит Черепахе обрести голос. «Кам-кам-каммала, — поет он, шагая. — Девчонка от парня сбежала. У него — пистолет, а девчонки нет, девчонка ночью удрала!»

Этот парень — Эдди Дин? Или Джейк Чеймберз?

— Эдди! — говорит он. — Эдди — парень, от которого сбежала девчонка. — Он так глубоко задумывается, что поначалу не видит крышу синего минивэна «додж караван», который появляется над вершиной холма прямо перед ним, и не понимает, что этот автомобиль едет не по асфальту, а по обочине, той самой, по которой он шагает. Не слышит он и нарастающего рева пикапа за спиной.

18