Осколки времени - Райса Уолкер (2015)

– Если бы у меня был запасной, разве я застряла бы здесь на последние полгода? Я не подозревала, что это была Вики, до прошлой недели. Ну, зачем ей это нужно? Но потом началась история с Бичером, и Тедди начал разглагольствовать о том, что Вики выставляет его дураком на публике. Прямо на полуслове он начинает смеяться и говорить, что она глупая, раз верит, что мой уродливый старый кулон – это проводник в другой мир.

Имя Тедди сразу же вызывает у меня визуальный образ. Я почти уверена, что он неверный, но я должна спросить:

– Не Тедди… Рузвельт?

– Нет, идиотка. Теодор Тилтон.

Я решила, что не хочу знать, почему она так фамильярно называет его «Тедди». Во-первых, он все еще женат. Что еще более важно, мой разум пытается установить связь с ее замечанием о том, что ключ является проводником в следующий мир. Я почти понимаю ее, но потом Пру снова начинает говорить, и все ускользает.

– Вики, должно быть, видела, как я им пользовалась, хотя я была очень осторожна, – она качает головой. – Здесь я ощущала свободу, понимаешь? Я могла здесь быть полезной, помогая с кампанией, когда мне нужно было уйти от Сола и от нее, чтобы на некоторое время очистить разум.

Я уже собираюсь спросить, кого она имеет в виду под «ней», но тут же понимаю, что она говорит о своей старшей версии.

Они постоянно лезли ко мне со своими «отправься сюда, делай то, делай это». Я ни минуты не могла посидеть спокойно. Здесь, с кампанией, я думала, что действительно смогу что-то изменить. Идеи Вудхалл… ты читала ее речи? А что, если бы они действительно обратили на нее внимание в 1872 году? Если ее взгляды на контроль рождаемости, нищету, отмену войны… ну, почти все, принимались всерьез?

В этот момент ее глаза более живые, чем когда-либо, и у меня такое чувство, что она говорит быстро не просто потому, что знает, что нас могут прервать. Она немного напоминает мне саму Вудхалл, когда она была на сцене в Аполло-холл, но также и этого ребенка из моего второго класса, который был очень, очень увлечен динозаврами. Он мог бы назвать каждый вид, и он мог продолжать бесконечно, как только заведется. Я хочу направить ее обратно к той истории, где она забрала ключи, но она мне и слова не дает вставить.

– То есть ты помнишь, что слышала о ней в школе? – Я начинаю отвечать, но она продолжает перебивать: – Прости. Я забыла. У тебя ведь были учителя киристы, верно? Во всяком случае, в моей школе никогда не упоминали о ней. А если и упоминали, то делали это очень плохо, потому что я ничего не помню. Я хотела узнать, смогу ли заставить их обратить на это внимание. Я кое-что подправила, дала ей несколько советов по акциям, чтобы помочь развить кампанию. Не для того, чтобы она выиграла. Просто чтобы запомнили, понимаешь? Чтобы показать, что эти идеи не были новыми. Что люди уже очень давно говорят о прекращении войн и контроле над населением. Чтобы они поняли, что нам нельзя терять время, если мы хотим избежать катастрофы. А потом я могла бы сделать то же самое с экологическим движением, и… – Она замолкает и пожимает плечами. – И тогда, может быть, люди проснутся. Может быть, нам удастся избежать пути Сола. Это стоило попробовать, понимаешь?

Дверь закрывается, и мы слышим шаги, но потом все стихает.

– Если взрослая-я велит тебе идти против Сола, то ты тоже не в безопасности. Он ведь не просто убивает своих щенков.

Я уверена, что за этими словами скрывается действительно ужасная история, и я также уверена, что не хочу ее слышать.

– А если я не выступлю против него, – говорю я, – никто из нас не будет в безопасности. Никто.

– Но ты ведь тоже их видела. Все эти тела, даже маленьких детей. Сложенные в кучи для сжигания.