Портрет обнаженной - Геннадий Сорокин (2021)

– Шестнадцатилетнюю девушку изнасиловали трое подонков. На допросах потерпевшая путалась, не могла вспомнить действия каждого из насильников. Адвокаты подозреваемых довольно потирали руки, прокурор нервничал. Ситуация неприятная, но исправимая. Я вызвал потерпевшую, остался с ней один на один, достал заключение судебно-медицинской экспертизы, открыл его на нужной странице. «Прочитай вот этот абзац», – предложил я. Девушка пробежалась глазами по заключению, покраснела. Я подождал, пока она придет в себя, и сказал: «Я читал это заключение, так что меня тебе стесняться не стоит. Я знаю повреждения на твоем теле лучше, чем ты. Меня интересует: как появились эти повреждения и кто их нанес». Через час я принес прокурору протокол допроса потерпевшей с подробнейшим описанием изнасилования и распределением ролей среди преступников».

– С чего начинался абзац экспертизы? – спросил кто-то из курсантов.

Преподаватель по памяти процитировал:

– «Половые органы потерпевшей сформированы по женскому типу правильно…»

– Понятно! – загалдели курсанты. – После такого заключения стесняться действительно нечего.

…Чтобы найти нужную нить для начала допроса Кутиковой, я пошел на работу пешком, но так ничего и не придумал. Только увидев в коридоре дожидающуюся меня свидетельницу, я понял, как надо действовать. Фаза озарения все-таки посетила меня, хотя и в самый последний момент.

– Заходи! – велел я.

Девушка вошла и, не зная, где сесть, остановилась посреди кабинета. Я скинул «аляску» на стулья, сел за свой стол, велел коллегам покинуть кабинет. Достал бланк протокола допроса, поставил число, время и только после этого вновь посмотрел на Кутикову.

Она была среднего роста, худощавая, но с развитыми бедрами. У нее были густые черные брови и пухлые, потрескавшиеся на морозе губы. Выходя из дома, Кутикова смазала их гигиенической помадой, и теперь ее губы блестели, словно она только что отобедала жирной пищей и не успела воспользоваться салфеткой.

Рассмотрев девушку с ног до головы, я приказал:

– Раздевайся!

Она сняла верхнюю одежду, поискала глазами, куда бы положить пальто.

– Дальше раздевайся! – велел я.

– Как дальше? – не поняла девушка.

– А вот так! Снимай свитер и все, что под ним.

– А-а-а… – Кутикова обескураженно показала на незапертую дверь.

– Не волнуйся, сюда никто не войдет.

– Я так не могу, – стала приходить в себя девушка. – Давайте закроем дверь.

Я выполнил ее просьбу. Светлана, раз за разом оглядываясь на дверь, стянула через голову свитер, немного помедлив, сняла футболку. Как только ее рука потянулась к бретельке бюстгальтера, я скомандовал:

– Стоп! Дальше не надо. Встань лицом ко мне, согни любую руку на уровне плеча и напряги бицепс. Света, скажи, кто тебя с такими тонкими руками взял в физкультурный институт?

– У меня ноги крепкие, – обиделась девушка. – Я конькобежным спортом занималась, мне накачанные руки на беговой дорожке ни к чему.

– Ноги меня не интересуют. Каретину ведь не в толпе затоптали, а убили ударом кортика в грудь… Или не ударом? Ты не хочешь прояснить этот момент?

– Мне можно одеться?

– Конечно! Я не Виктор Абрамович, я с тебя картину рисовать не собираюсь.

Кутикова после упоминания об Осмоловском сжала губы, посерьезнела.

«Девушка готовится к схватке, – с удовлетворением подметил я. – Ну что же, начнем!»

– Как ты догадалась, я знаю всю подноготную создания портрета голой пионерки. Я также знаю, как тебя шантажировала Каретина и к чему это привело. Я знаю про морфий! Словом, я знаю про тебя все. Для полноты картины мне не хватает одной маленькой детали, сущего пустяка – я не знаю, ты убила Луизу или не ты.

– Я… – начала девушка.

Но я не дал ей продолжить.