День Всех Святых - Дмитрий Захаров (2021)

Марина шла безропотно рядом с Айсой. Для побега не оставалось сил. Такая глупость, как кривлянье перед камерой, вымотали ее больше, чем недавний проход по страшному тоннелю. Дверь захлопнулась за ними, щелкнул тумблер, зажглись тусклые лампы, осветив тоннель. Как просто… Промелькнула, исчезла мысль. Потом альбинос вел ее, бережно поддерживая за руку. Что-то шевельнулось в затемненной нише.

– Господи… осподи…

Едва слышный голос, который она приняла в темноте за отголосок эха своего голоса.

– …споди… О-о-о… Господи!

Вначале Марина решила, что увидела гипсовую скульптуру распятия. Фигура шевельнулась, в корче сведенные судорогой пальцы обнимали тугие веревки. Лицо крестообразно растянутого человека было не разглядеть под кровавой маской. Очевидно, когда-то он был высокого роста и широким в плечах, но неимоверная худоба исказили облик. Его череп опоясывала колючая проволока, голени крепились на уступке креста, прибитые к бруску.

– Осподи…

В глазах потемнело, звон в ушах нарастал, становясь нестерпимо громким, как шум взлетающего авиалайнера. Она провалилась в бездумное забытье.

3

Ермаков опоздал на четырнадцать минут. Он гнал «кашкай» по узким городским улочкам с запредельной скоростью. Его болезненную пунктуальность Наташа объясняла неврозом. Сама она к опозданиям относилась спокойно.

– Кому надо, дождутся, а извиниться всегда можно!

Прожив в браке одиннадцать лет, Ермаков так и не научился до конца понимать свою жену. Если бы ему задали вопрос о ее основном качестве, он бы ответил – неискренность. Наташа постоянно играла разные роли и делала это абсолютно органично. Страстной любовницы, начитанной интеллектуалки, заботливой матери. Она оставалась неискренней даже со своей матерью, с человеком, которого она любила больше, чем сына. Единственное, что было у нее настоящее, – это цвет волос. Натуральная платиновая блондинка.

Он ударил по тормозам, жалобно скрипнули протекторы. Дорогу перебежала черная кошка.

– Идиот! – вслух обругал себя капитан.

Возле дома четырнадцать по улице Правды стоял Андрей Редько. Он благоразумно спрятался от дождя в подъезде здания. Он был одет в длинный коричневый плащ, на голове – бежевая кепка. В такой одежде его высокий силуэт сливался с мокро-серыми стенами домов.

Ермаков припарковался в зоне, отмеченной знаком «место для инвалидов». Узкая улочка, эвакуатор не проедет, – логично рассудил он, а на поиски свободного места придется потратить минут десять.

– Опоздал! – сказал он, пожимая руку Андрею.

– Все нормально… – Редько выглядел подавленным. – Новости есть?

– Мало-мало… – улыбнулся Ермаков. Его забавлял этот парень, играющий роль шпиона из детективов, в своем долгополом плаще и дурацкой кепке.

– У меня тоже… – Он протянул карточку. – Нашел в почтовом ящике.

U+264D.

На оборотной стороне было отпечатано очередное изречение:

«Благоразумные, увидев опасность, спасаются. А храбрый идет вперед и погибает».

– Меня типа пометили! – усмехнулся молодой человек, но голос у него дрожал. – Знак зодиака Дева, двенадцатого сентября отметил юбилей. Тридцать лет.

– Поздравляю!

– Спасибо.

– Изречение царя Соломона?

– Так точно, товарищ капитан.

Ермаков обнял парня за плечи.

– Ты под охраной, братишка.

– Это предостережение, – кивнул Редько на карточку. – Типа не суйся куда не надо, мужик.

– Посмотрим. – Ермаков спрятал карточку в карман. Не мешало бы снять отпечатки, но чутье подсказывало ему, что дактилоскопия ничего не даст. Тот, кто затеял всю эту чехарду, слишком умен. – Идем? Квартира четырнадцать.

– Знаю, – все с тем же унылым видом сказал Редько. – Первый двор, налево. Третий этаж.

– Молодец! Если останешься без работы, дай знать. Возьму тебя на полставки.