Проклятая игра - Клайв Баркер (1985)

Всю свою блаженную жизнь под сенью преподобного Блисса Чед ждал этого приглашения. Впервые он мог представить себе буквальную реальность, стоящую за разрушением, которым угрожал на сотне порогов. В его сознании во́ды – красные, бушующие во́ды – поднялись, обратились в покрытые пеной волны и обрушились на этот языческий город. Мы точно мусор на волнах Потопа, сказал этот человек, и слова принесли с собой образы. Мужчины и женщины – в основном женщины – бегали нагишом перед этими неукротимыми волнами. Вода была горячей; дождь падал на их кричащие лица, блестящие трепещущие груди. Это было то, что преподобный обещал с самого начала; и этот человек просит их помочь сделать все возможным, воплотить в жизнь бурлящий и пенистый День-всех-дней. Как они могли отказаться? Ему захотелось поблагодарить этого человека за то, что он счел их достойными. Мысль породила действие: его колени подогнулись, и он упал на пол у ног Мамуляна.

– Спасибо, – сказал он мужчине в темном костюме.

– Значит, ты мне поможешь?

– Да… – ответил Чед: разве такого знака почтения недостаточно? – Конечно.

Позади него Том пробормотал что-то утвердительное.

– Спасибо, – сказал Чед. – Спасибо.

Но когда он поднял глаза, мужчина, очевидно убежденный их преданностью, уже вышел из комнаты.

57

Марти и Карис спали вместе в его односпальной кровати: долгий полезный сон. Если ребенок в комнате под ними и плакал в ночи, они его не слышали. Не слышали они и сирен на Килберн-Хай-роуд, полицейских и пожарных машин, мчавшихся на пожар в Мейда-Вейл. Рассвет в грязном окне тоже не разбудил их, хотя шторы не были задернуты. Но однажды ранним утром Марти повернулся во сне и, открыв глаза, увидел в стекле первые лучи солнца. Вместо того чтобы отвернуться от него, он позволил ему упасть на веки, когда они снова опустились.

Они провели вместе полдня в квартире: мылись, пили кофе, почти не разговаривали. Карис промыла и перевязала рану на ноге Марти; сменили одежду, сбросив ту, что была на них прошлой ночью.

Начали разговаривать только в середине дня. Диалог начался довольно спокойно, но нервозность Карис усилилась, когда она ощутила растущую потребность в дозе, и разговор быстро превратился в отчаянную попытку отвлечься от трепета в животе. Она рассказала Марти, какой была жизнь с Европейцем: унижения, обман, ощущение, что он знает ее отца, и ее тоже, лучше, чем она думала. Марти в свою очередь попытался перефразировать историю, рассказанную ему Уайтхедом в тот последний вечер, но она была слишком отвлечена, чтобы сосредоточиться. Ее разговор становился все более возбужденным.

– Мне нужна доза, Марти.

– Прямо сейчас?

– Очень скоро.

Он ждал этого момента и страшился его. Не потому, что не мог найти ей запас, – он знал, что сможет. Но он надеялся, что она будет сопротивляться этому желанию, находясь с ним.

– Мне очень плохо, – сказала она.

– С тобой все в порядке. Ты же со мной.

– Он придет, ты знаешь.

– Не сейчас, он этого не сделает.

– Он рассердится и придет.