Проклятая игра - Клайв Баркер (1985)

Она ненавидела его; смотрела, как он стоит в лучах послеполуденного солнца, с обнаженным животом и грудью, и ненавидела до последней клеточки тела. Шантаж она могла понять: он грубый, но функциональный. А вот дезертирство оказалось худшим трюком.

– Даже если бы я поступила так, как ты говоришь… – начала она, и эта мысль, казалось, заставила ее сжаться, – я ничего не узнала бы.

Он пожал плечами.

– Ну, доза твоя. Ты получила, что хотела.

– А как насчет тебя? Что тебе надо?

– Я хочу жить. И думаю, что это наш единственный шанс.

Пусть этот шанс и был ничтожным: тончайшая трещинка в стене, сквозь которую они ускользнут, если судьба решит им благоволить.

Карис взвесила все варианты; почему она вообще рассматривала его идею, неизвестно. В другой день она могла бы сказать: ради любви. Наконец она сказала:

– Ты победил.

Марти сел и стал смотреть, как Карис готовится к предстоящему путешествию. Сначала она умылась. Не только лицо, но и все тело, стоя на расстеленном полотенце у маленькой раковины в углу комнаты, где газовый водонагреватель ревел, выплевывая воду. Наблюдая за ней, он почувствовал эрекцию, и ему стало стыдно, что он думает о сексе, когда столь многое под вопросом. Но это были просто пуританские мысли; он должен был чувствовать то, что считал правильным. Она научила его этому.

Закончив, она снова надела нижнее белье и футболку. Именно так она была одета, когда он прибыл на Калибан-стрит, отметил Марти: простая одежда, не стесняющая тело. Карис села на стул. Ее руки покрылись гусиной кожей. Он хотел, чтобы она простила его, сказала, что манипуляции оправданны и – что бы ни случилось с этого момента – она понимала, что он действовал из лучших побуждений. Карис не сделала такого заявления, просто сказала:

– Думаю, я готова.

– Что я могу сделать?

– Очень мало, – ответила она. – Но будь здесь, Марти.

– И если… ну, ты понимаешь… если что-то пойдет не так? Могу я тебе чем-нибудь помочь?

– Нет, – ответила она.

– Когда я узнаю, что ты на месте? – спросил он.

Она посмотрела на него так, словно вопрос был идиотским, и сказала:

– Ты поймешь.

62

Найти Европейца оказалось нетрудно: ее мысли устремились к нему с почти мучительной готовностью, словно в объятия давно потерянного соотечественника. Она отчетливо ощущала его притяжение, хотя, как ей казалось, это не было сознательным магнетизмом. Когда ее мысли достигли Калибан-стрит и она вошла в комнату наверху лестницы, подозрения относительно его пассивности подтвердились. Он лежал на голых досках комнаты в позе полного изнеможения. Возможно, подумала она, я все-таки смогу это сделать. Словно дразнящая любовница, она подкралась к нему и скользнула внутрь.

И что-то пробормотала.

Марти вздрогнул. В ее горле, таком тонком, что он почти видел, как в нем складываются слова, что-то шевельнулось. Поговори со мной, приказал он ей. Скажи, что все в порядке. Ее тело окаменело. Он дотронулся до нее. Мускулы были каменными, будто она обменялась взглядами с василиском.

– Карис?

Она снова что-то пробормотала, ее горло трепетало, но слов не было; она едва дышала.

– Ты меня слышишь?

Если она и могла, то не подавала виду. Секунды переходили в минуты, а она все еще была стеной, его вопросы разбивались о нее и падали в тишину.

Потом она сказала:

– Я здесь.

Ее голос был невещественным, как иностранная станция на радио; слова из какого-то непостижимого места.

– С ним? – спросил он.

– Да.

Теперь никаких увиливаний, приказал Марти себе. Она пошла к Европейцу, как он просил. Теперь он должен использовать ее мужество максимально эффективно и отозвать ее, прежде чем что-то пойдет не так. Сначала он задал самый трудный вопрос, в ответе на который больше всего нуждался:

– Кто он такой, Карис?

– Не знаю, – ответила она.