Черная осень - Галина Гончарова (2021)

Упал? Плетью тебя… Заболел? Ослаб? Началась гниль от наручников, разъело плоть до кости? Это – твои проблемы.

Вечером стражники, которых в Русине метко прозвали «собаки Хеллы», спросят, у кого в чем беда. Один раз.

Могут добавить плетями.

Могут…

Могут добить.

Недаром говорят, что Кареевский тракт полит кровью и стоит на костях. Ох, недаром…

Кто-то доходит до острогов, до каторги. Кто-то так и остается лежать – трупом.

Вот у жома Ромашкина было именно так. Если ты старый каторжанин, ты привычен ко многому. Если ты свой в преступном мире – тебе помогут. Худо ли, бедно… Если ты «политический» – и тут есть кому тебя поддержать.

Но если ты – бомбист?

Причем не по политическим соображениям, а просто – для выгоды. Что ж не взрывать, если платят? С пиротехникой он работать умел и любил. А коли за это денег дают…

Он так зарабатывает!

Все лучше, чем на динамитном заводе, где каждые три дня взрывы. Да с летальными… или летательными?

Но рано или поздно на каждого медведя находится свой охотник.

Дмитрий не любил вспоминать ту историю. Все зло, как говорится, от баб… вот и оказался он на каторге, вот и пошел по этапу.

Два дня пути – сутки отдыха в этапной избе. Скученность, кандалы, тараканы, клопы, плохая пища, зуботычины от охраны… Лекарства? Для каторжан? Смеяться изволите? Людя́м-то не хватает, а чтобы всякое отребье кандальное лечить? Вот еще!

Столетие спустя таких, как Дмитрий, будут и перевозить отдельно, и не смешивать с общей массой уголовников, но здесь и сейчас до такого еще не додумались. И шел террорист на общих основаниях, вместе с карманниками, грабителями и убийцами.

Дмитрий заболел еще в тюрьме, а потом все только усугублялось. И на очередном этапе он просто упал.

Казалось бы – снять кандалы да и выкинуть. Сам подохнет.

Нет.

Каторжане – предмет строгой отчетности. Каждому из них найдется применение – копать, дробить, мостить… да мало ли что? Получил ты триста каторжан? Вот триста и сдать изволь!

Недосчитались хоть пяти человек? Даже один человек – уже выговор, уже отметка в личном деле, уже промах по службе, и карается это соответственно. Из жалования вычтут, в личное дело отметочку поставят, с продвижением по службе задержатся…

А потому, если каторжанин падает на этапе, его надо доставить до избы, где есть свой чиновник. Вот он примет, освидетельствует, выдаст свидетельство о смерти – справку, мол, помер раб божий такой-то, на таком-то этапе пути, похоронен…

Кем?

Тут и начинается самое интересное.

Держать специальную похоронную команду на каждом этапе – дорого. Солдаты не для того поставлены. Чиновник?

Ага, это шутка такая. Чиновник с лопатой. Типа древнего зверя-дракона, все слышали, но чтобы увидеть? Это вряд ли.

Поэтому хоронят каторжанина его товарищи по несчастью. Копают яму, опускают его туда, засыпают землей – и уходят дальше по этапу. Естественно, или раньше поднимаясь для этого, или потом задерживаясь в пути, так что и каторжане недовольны.

Дмитрий на тот момент горел в бреду, и было ясно, что день, может два…

Тащить его с собой? Ну уж нет! Телеги с лошадьми для людей предназначены, не для осужденных. Оставлять на пару дней на этапе? В избе? А люди как рядом с этим будут? А потому…

Выдал на следующий день чиновник справку, взяли бедолагу Дмитрия, еще пока живого… полуживого, почти мертвого, положили в яму – и даже землей забросали.

Мужчине повезло дважды.

Первое – у него как раз был кризис. Оттого и трепало его не на шутку, оттого и лежал он что твой покойник. И кто поумнее мог бы обмануться, не то что фельдшер, которому давно уж плевать было на всех каторжан. Сдох? Вот и ладненько, и пусть его…

Второе – каторжане не стали его закапывать глубоко. Но тут понятно, кому ж охота возиться. Да и закапывали… Так, землей присыпали – и хватит. Сам подохнет.