Я вздрогнула как от удара. В голове раздался умаляющий голос из прошлого: «Имма, пожалуйста, дай мне шанс исправить свою ошибку». — «Нет! Ты получил, что хотел, наслаждайся и живи с этим». — «Пожалуйста, Имма! Я умоляю. Это нужно нам обоим. Прощение смоет твою ненависть, которую ты носишь в сердце и которая съедает тебя изо дня в день, как меня съедает чувство вины. Мы оба очистимся». — «Этим ты не зачеркнешь прошлое, не исправишь его. Я не хочу, чтобы ты очистился. Я хочу, чтобы ты нес последствия своих поступков и страдал, как страдала я от вашего предательства».

— Розамунда, я не знаю, что тебе сказать. Я бы на твоем месте не надеялась. Все-таки речь идет о детях графа, вряд ли он тебя к ним еще подпустит.

— Но скажи, ты на моей стороне? Мне так нужна поддержка, Имма. — Умоляющие глаза ее были наполнены слезами. — Может, ты поговоришь с графом? Убедишь его?

— Я? — удивилась я. — С чего бы графу меня слушать? Мы с ним виделись один раз, когда я ходила с тобой на собеседование.

— И он прислушивался к тебе тогда. Имма, пожалуйста. — Она схватила меня за руки, встала передо мной на колени. — Умоляю. Я осталась без работы. На мое место уже взяли другую. А моя сестра осталась вдовой с пятью детишками.

Розамунда горько разрыдалась, прислонившись лбом к моим рукам.

Было ли мне ее жалко? Отчасти. Но всю жалость смывало, как только я представляла худенькую хрупкую фигурку взлохмаченной Мири на больничной койке. Розамунда с самого начала знала, на что шла, это было последствием ее продуманных умышленных действий и халатности, а не несчастного случая.

К тому же я представила, как, поддавшись в очередной раз ее уговорам, я снова отказываюсь от места, упрашивая дать шанс Рози. Что теперь почувствуют девочки, преданные мной дважды?

— Мои соболезнования твоей сестре, — сказала я мягко, поднимая Розамунду. — Я помогу тебе с деньгами на первое время, у меня есть накопления. Но с графом я говорить не буду.

Смалодушничала я только в одном — не сказала, что уже заняла место Рози.

Розамунда всхлипнула, кивнула, не поднимая головы, и пошла к себе.

Мне не хотелось пребывать в одиночестве, на душе остался неприятный осадок, который хотелось смыть. И я пошла в уютное кафе дядюшки Бонборино.

И хорошо, потому что застала там милейшую картину. Тетушка Нуттелла распекала виновника погрома на кухне. Сам виновник лежал посреди зала, тяжело дышал и прижимал уши, делая вид, что не слышит возмущенных криков хозяйки. Кот лишь изредка подрагивал толстым пушистым хвостом и иногда, когда тетушка Нуттелла требовала немедленного ответа, приоткрывал один глаз.

— Тебе еды мало? Голодаешь? Я тебе сливок не даю? Сметанки? Колбаски? Зачем на кухню полез, засранец ты этакий?! У, наглая морда! Еще и молчит! Я кому говорю? Отвечай!

Тетушка Бебетта помешала в чашке сахар и громко заметила:

— В вашем возрасте, дорогая Нуттелла, просто неприлично так кричать.

Тетушка Нуттелла развернулась к ней:

— В моем еще можно, дражайшая Бебетта, я вас лет на десять моложе. Вот в вашем уже не хорошо.

— На десять? — Бебетта выпрямила спину и расправила плечи. — Да мы почти ровесницы!

— С чего бы вдруг? Помнится, когда вам искали подходящего жениха, я еще бегала в коротких платьях.

— Потому что ваши родители были слишком экономны. Вот и экономили на ткани, — огрызнулась Бебетта.

— Зато ваши были готовы новый дом отдать, лишь бы вас замуж взяли! — не осталась в долгу Нуттелла.

— Этот дом папа строил для меня! — парировала Бебетта.

— Конечно, дом строил, чтобы вас пристроить!