Право крови - Ричард Кнаак (2006)

– Сам знаешь, тебе я ни в какой просьбе не откажу, – пробормотал Ахилий. – Даже в просьбе остаться здесь, пока ты…

– Оставь меня, удержи при себе остальных – большего одолжения я даже представить себе не могу.

– А как же насчет партанцев? Что им сказать, когда они прознают о твоем исчезновении? Им это придется не по душе.

Ульдиссиан надолго задумался.

– Скажи: пусть расти продолжают.

Иного ответа в голову не приходило. То были слова землепашца, а значит, вернее слов ему не подыскать. Оставалось только надеяться, что партанцы поймут его, и не осудят, и простят ему необратимые перемены в их жизни. Отныне и впредь покоя им не видать.

Ни дня, ни минуты покоя…

* * *

С виду вполне безмятежный, последние несколько дней Мендельн провел в непрестанной тревоге. За это время он многое успел постичь, однако постигнутое открывало дорогу к тысяче новых вопросов, до сих пор остающихся без ответа. Он все еще не понимал и даже не представлял себе, что с ним творится. Знал лишь одно: совсем не то, что происходит с братом или любым другим. Казалось, их пути ведут к росту, к торжеству жизни… тогда как его путь, очевидно, вел в сторону прямо противоположную.

В сторону смерти.

Нет, он не то чтобы возражал. По крайней мере, с недавних пор. Правду сказать, теперь Мендельну стало даже уютнее, заметно уютнее, чем поначалу – настолько уютнее, что он вполне мог проводить большую часть времени вдали от людей. Одиночество, тени – все это словно манило к себе. А еще младшего брата Ульдиссиана кто-то оберегал, теперь Мендельн в этом не сомневался. Оставалось лишь выяснить, кто он таков. Этот вопрос распалял любопытство по целому ряду причин. Да, разузнать, кто ему покровительствует, было бы интересно, однако не менее любопытным оказалось и то, что возможный ответ нисколько Мендельна не страшил.

Хотя, если по справедливости, должен был.

Постепенному постижению происходящего сопутствовали некоторые перемены. Всегда одевавшийся малость скромнее, чем Ульдиссиан, Мендельн вдруг обнаружил, что в одежде отдает предпочтение цветам ночного покоя. Еще он отметил, что люди начали относиться к нему с куда бо́льшим почтением, однако и с некоторой неуверенностью. Похоже, постепенные перемены в нем видели все, но окружающие понимали их суть еще хуже него самого и, скорее всего, полагали, будто все это как-то связано с даром брата. Полагая так, они, опечаленные смертью главы городка, пришли к нему за утешением, и Мендельн чистосердечно изложил им то, во что верил сам. К немалому его облегчению, услышанным многие прониклись всерьез, пусть даже не вполне понимая, что он на самом деле хотел сказать.

Привязанность к теням, к сумраку крепла в нем день ото дня. Засыпать Мендельн начал все позже и позже, и во время одного из полночных бдений впервые услышал эти негромкие голоса. Послушав их шепот две ночи, он, наконец, набрался храбрости последовать на их зов.

Само собой, голоса привели его прямиком к кладбищу.

На сей раз Мендельн шагнул за ворота без колебаний, хотя ночь выдалась темной – ни луны на небе, ни даже звезд. Страха он не испытывал вовсе: ведь теперь перед ним простирались не загадочные бескрайние ряды могил из того самого видения, а всего-навсего последнее пристанище родных и близких ныне живущих горожан. Иными словами, то было царство покоя, тихих размышлений и вековечных грез.

Однако в самой его середине имелось нечто еще, нечто куда более древнее. Оно-то и пробуждало к жизни шепчущие голоса, оно-то и манило Мендельна к себе.

В последнее время Мендельн заметил, что стал куда лучше видеть в ночной темноте. Правду сказать, сейчас он видел немногим хуже, чем днем. Пожалуй, в этом с ним не мог бы сравниться даже Ахилий.