Свободное владение Фарнхэма (сборник) - Роберт Хайнлайн

Лишний раз рисковать, относя бутылку, Хью смертельно не хотелось. Но он ухитрился извлечь из этой вылазки пользу. Он не только засек время и запомнил все изгибы лабиринта до мельчайших подробностей, но и взял с собой набитый свитками куль, который наверняка был значительно тяжелее ребенка. Куль он привязал к груди полоской материи, оторванной от чехла, закрывавшего ридер. Две такие подвязки, одну для себя, другую для Барбары, он изготовил с учетом того, чтобы привязанного ребенка можно было нести и за плечами.

Эксперимент показал, что транспортировать детей таким образом довольно трудно, но возможно. Хью отметил для себя места, где нужно быть особенно осторожным и продвигаться потихоньку, чтобы не придавить «драгоценную ношу» и не зацепиться за что-нибудь.

Отрепетировав бегство и убедившись, что принципиальных трудностей нет, он вернулся к себе. Киска на сей раз не проснулась – он предусмотрительно угостил ее увеличенной дозой Счастья. Хью вернул на место свитки, спрятал нож и светильник, промыл колени и локти и смазал их, затем сел и написал длинный постскриптум к письму Барбаре, в котором объяснил, как найти бутылку. В послании высказывались некоторые соображения по поводу философских воззрений Хемингуэя и отмечалось, что, как ни странно, в одном из своих произведений писатель говорит, что «свобода – это прежде всего одиночество», а в другом утверждает прямо противоположное…

На следующий вечер он вновь дал Киске усиленную дозу Счастья, сказав, что в бутылке осталось совсем немного и ее нужно допить, а затем он принесет новую.

– Но тогда я совсем поглупею, – пробормотала Киска. – И перестану нравиться вам.

– Пей, пей! И не говори чепуху. Для чего же и жить, как не для удовольствия?

Через полчаса Киска уже не могла без посторонней помощи добраться до постели. Хью побыл с нею до тех пор, пока она не начала всхрапывать. Потом встал, бережно прикрыл ее одеялом, некоторое время постоял, с жалостью глядя на малютку, потом внезапно опустился на колени и поцеловал на прощание.

Через несколько минут он уже спускался в люк.

Там он снял балахон, сложил в него все, что ему удалось достать, – пищу, обувь, парик, две баночки с кремом, в который был добавлен коричневый пигмент. Хью не очень-то рассчитывал на грим и особо не верил в него, но в случае, если рассвет их застигнет до того, как они дойдут до гор, он собирался загримировать всех, сделать из балахонов какое-то подобие штанов и накидки, которые, как ему известно, были обычной одеждой свободных крестьян-Избранных – «нищего черного отребья», как называл их Джо, – и попытаться продержаться таким образом, избегая по возможности случайных встреч, до темноты.

Одну из подвязок он нацепил на себя, другую положил в тючок и пополз. Он торопился, так как время теперь решало все. Если даже Барбаре удастся быстро подпоить соседок по комнате, если повезет без осложнений спуститься в туннель, если передвижение по нему займет не более часа (что проблематично при наличии детей) – все равно им не выбраться за пределы имения раньше полуночи. Так что в распоряжении у них будет всего пять часов до рассвета, за которые они должны добраться до гор. Интересно, смогут ли они продвигаться со скоростью три мили в час? Вряд ли, поскольку обуви у Барбары нет, на руках у них будут близнецы, местность им незнакома, а ведь идти придется в темноте. Горы – их было видно из окон – начинались милях в пятнадцати от имения. Им предстоит очень тяжелое путешествие, даже если события будут разворачиваться по плану.

Хью протискивался по туннелю, не жалея локтей и коленей…

Добравшись до места, где была припрятана бутылка, он с удовлетворением отметил, что она исчезла. Тогда он расположился поудобнее и, стараясь унять бешено бьющееся сердце, попытался замедлить дыхание, расслабиться и ни о чем не думать.

Это помогло. Он начал даже впадать в легкую дремоту, но мгновенно пришел в себя, увидев, как поднимается крышка люка.