Свободное владение Фарнхэма (сборник) - Роберт Хайнлайн

– Не смей называть меня статистической единицей!

– Извини. Кстати, известно, что число браков коррелируется с размерами посевной площади пшеницы, только тут существует небольшой временной лаг. Пшеница опережает. Можно даже сказать, что посевная заставляет людей жениться.

– Звучит не очень-то вразумительно.

– А это и есть глупость. Все наши представления о причинно-следственных связях, возможно, не что иное, как чистое суеверие. Но цикл брачных союзов хорошо коррелируется с циклом строительства новых домов, хотя тоже с небольшим лагом во времени.

– Что ж, в этом есть хоть какой-то смысл.

– Ты думаешь? А сколько молодоженов могут позволить себе построить дом? Нет, эта корреляция имеет не больше смысла, чем корреляция с посевом пшеницы. Дело в том, что мы не знаем почему. Знаем лишь, что корреляция существует.

– Может, пятна на Солнце?

– Видишь ли, солнечную активность можно скоррелировать с изменением цен на акции, с ходом лосося в реках Колумбии или с длиной женских юбок. И с тем же основанием можно рассматривать динамику солнечных пятен как следствие изменения длины женских юбок, а можно обвинять солнечную активность в изменениях миграции лосося. Нам ничего не известно, кроме того, что эти графики сходны.

– Но во всем этом должен быть какой-то смысл!

– Должен? А собственно, почему должен? Факты не имеют отношения к вопросу «почему?». Факт есть факт, он существует сам по себе. Почему ты разделась сегодня на улице?

– Это нечестно! – скривилась она.

– Возможно. Но дай-ка я покажу тебе, что меня тревожит. – Потифар вышел в жилую комнату и вернулся с толстым рулоном миллиметровки. – Наверное, его лучше расстелить на полу. Вот смотри, тут они все. Вот пятидесятичетырехлетний цикл, видишь, как хорошо в него укладывается Гражданская война? Вот цикл в восемнадцать лет и одну треть года, вот девятилетний плюс какая-то мелочь, вот коротышка в сорок один месяц, вот три ритма солнечной активности. Все они сведены воедино. Вот график наводнений на Миссисипи, вот колебания пушного промысла в Канаде, вот изменения цен на бирже, вот браки, эпидемии, загрузка товарных поездов, банковские взаимозачеты, нашествия саранчи, разводы, прирост древесины, войны, атмосферные осадки, колебания земного магнетизма, строительство, патентные заявки, убийства. Назови, что хочешь, – тут есть все.

Мид рассматривала чудовищное скопище извилистых линий.

– Но, Потти, что все это значит?

– Это значит, что всем явлениям свойственен определенный ритм, который от нас не зависит. Это значит, что если юбкам пришло время стать короче, то никакие усилия парижских модельеров не смогут заставить их удлиниться. Это значит, что если цены падают, то все государственные программы контроля и поддержания цен не смогут их поднять. – Потифар указал на график. – Взгляни на рекламу бакалейных товаров. Потом почитай финансовые колонки в газетах, увидишь, как умники изо всех сил пытаются это объяснить. Это значит, что, если эпидемия должна начаться, она обязательно начнется, несмотря на все усилия органов здравоохранения. А в конечном счете это означает, что мы лемминги.

Мид выпятила нижнюю губу:

– Не нравится мне все это. Мы же хозяева своей судьбы и все такое, Потти. А как же свобода воли? Я знаю, что она у меня есть. Я это чувствую.

– Наверное, каждый нейтрон в атомной бомбе считает точно так же, как ты. Он думает, что может вылететь, а может сидеть себе спокойненько на месте – в зависимости от собственного желания. Но законы статистики действуют независимо от желаний. И бомба взрывается, к чему я и веду. А ты видишь что-нибудь странное в этих графиках, Мид?

Мид пристально вгляделась в графики, пытаясь не запутаться в сплетениях кривых.

– По-моему, они все стремятся соединиться, вот здесь, в правом верхнем краю.