Незваный гость - Татьяна Коростышевская (2021)

— Тело лежало на кровати на спине, одеяло сбилось к ногам, сорочка задралась, судя по всему, женщина не пыталась сопротивляться, а билась в конвульсиях, — перечислял Грегори монотонно, — по эластичности мышц и малому окоченению можно предположить, что смерть наступила не ранее шести часов утра. Причиною же послужили многочисленные ножевые раны, особенно та, что пересекала живот от реберной дуги до подбрюшья. Картина, доложу тебе, неаппетитная. Рыбу так вспарывают, что с одного удара кишки наружу.

Сглотнув горькую слюну, я спросила:

— Оружие обнаружил?

— Нет.

— Следы борьбы, кроме постельного беспорядка?

— Присутствуют. Туалетный столик сдвинут, пуфик на боку, угол ковра завернут. Шума никакого слуги не слышали или внимания не обратили. Барыня грузная была, неловкая, мебелью громыхала часто.

— Муж ее где?

— Его с позавчерашнего дня никто из слуг не видел.

— Что-нибудь странное?

Грегори ухмыльнулся.

— На лицо покойницы дохлую белку положили. То есть я эту падаль уже на подушке увидел, но горничная рыдала, что сбила ее с барыни, когда над нею наклонялась.

— Это же моя белка! — ахнула я.

— Прости?

— Помнишь, я говорила, что заместо саквояжа трупик звериный положила?

— Теперь вспомнил, — протянул Волков. — Однако это меняет дело.

Григорий Ильич подошел к двери, запер ее, вернувшись к столу, на место не сел, наклонился ко мне.

— Получается, некто своих денег не нашел, озлился и к Чиковой за ними отправился?

— Почему к ней? Она в деле была? Не муж ее, а она?

— Либо не Мишкина, а она? — Грегори явно дразнился.

— Тогда подозреваемых двое? Чиков и мадам?

— Это бандерша.

— Почему ты так уверен?

— Потому, Гелечка, что Сергей Павлович этого сделать никак не мог.

— Его с бала никто не видел!

— Слуги не видели, но, например, Мишка твой Степанов видел, но под маской чулочной не опознал.

Нет, все-таки мы с Грегори родственные души, вон как тоже театральные эффекты обожает. Пришлось восторженную публику изображать, глаза пучить, бровями шевелить.

— Господин Чиков, а точнее, его труп бездыханный, лежал с позапрошлой ночи в погребе дома на соседней с Архиерейской улице. А нынче, доставленный по моему приказанию младшим чином Степановым, находится в приказной мертвецкой.

Если Волков ждал аплодисментов, то не дождался.

— Какая же ты скотина!

— Что за вокабуляр, Евангелина Романовна? Стыдитесь.

— Ты его догнал все-таки? Догнал, а мне сказал, что не удалось.

— Я должен был во всеуслышание заявить, что мальчишка до смерти человека пристрелил? Ты воображаешь, какой вред душевному здоровью ребенка был бы нанесен?

— А мне потихоньку?

— Чтоб ты немедленно поскакала труп осматривать? Чтоб Мишка все понял?

Недовольно посопев, я признала правоту собеседника.

— Прости, погорячилась. Можешь меня в ответку как-нибудь обозвать, обещаю не обижаться.

— Рыжая идиотка.

— Не обиделась. Квиты. Когда ты Чикова догнал, он уже помер?

— Хрипел в агонии. Одна пуля в плечо попала, другая в живот. Откуда только на беготню сил нашел!

— От опия, — сказала я уверенно. — Он и боли, верно, не ощущал.

— Пожалуй. Хочешь труп осмотреть?

— А то я трупов не видела, — отмахнулась я с фальшивым высокомерием. — Твоему заключению доверяю. А смотри, как ладно получилось. Бобруйский велел следы подчистить, и Чиков немедля к гадалке явился. Значит, правильно я предполагала — он подручный и есть.

— Умница! — Волков чмокнул меня в нос до того, как я успела отшатнуться. — А теперь, дражайшая надворная советница, нам с тобою осталось только новостей ждать. Служивых я на вокзал и к заставе отправил, разыщут преступницу.