Незваный гость - Татьяна Коростышевская (2021)

— Не такой я человек, Михаил Степанов, — всхлипнул пацан, — не лиходей и не предатель бессовестный. Испужался я знатно, саквояж подхватил — и деру. После вспомнил, что ты про Архиерейскую улицу говорила, ну и залез в камору, чтоб переждать. Рассудил так, если репортерку рыжую не выпустят, деньги припрячу и сам в приказ пойду, скажу, вы мне Гелю, я вам сто тысяч ассигнациями.

— Сколько?

— Девяносто девять тысяч восемьсот рублев, — уточнил Мишка. — Ночью приморозило знатно, я, чтоб не сморило до смерти, бумажки считал.

Я посмотрела на его синюшные губы.

— Пошли в дом, регистратор ты карманный, отогреемся.

Пацан юркнул в темноту, вернулся с саквояжем.

— Ключ у тебя есть? Потому что в доме пусто, гадалка с девкой своей как в четвертом часу уехали, так не возвращались.

— В четвертом? — Я поискала в волосах хоть одну шпильку, нашла и завозилась с замком.

— Когда сани подъехали, да в ставни тихонько постучали, хозяйка ругаться стала: «Четвертый час! Что так долго? Дунька-дура, поспешай, кулема!»

— А дальше? — Замок щелкнул, я открыла дверь. — Заходи.

— Дальше она не кричала, вполголоса беседовала, так что расслышать ничего не удалось. Только вышли они быстро. На пороге когда дверь запирали, старуха сказала: «Легкие деньги, значит, завсегда слезами отливаются. Ох, Дуняша, дорого те двести рубликов станут, расклада на смерть в храме не отмолить». — Он присвистнул, увидев чучело нетопыря. — Экая чудовища!

Зару, нашу провидицу, стало быть, клиенты щедрые призвали, а она помощницу прихватила. Перфектно. Не придется ничего объяснять.

— Давай сперва поедим, на кухню ступай.

Я пристроила под кроватью в гостевой горенке саквояж, надела на голые ноги плетеные носки и присоединилась к Мишке. В подоконном погребке нашли мы шмат буженины и горшок квашеных огурчиков, под полотенцем на столе — хлебушек, а чай мой подельник сообразил сам, ловко управляясь с самоваром. Огонь в печи был, дрова за ночь прогорели, я добавила парочку поленьев.

Неосторожно, однако, покидать дом не затушив огня. Спешила Захария Митрофановна либо быстро возвратиться ожидала.

Отогревшийся пацан стал меня расспрашивать о ночи, проведенной в застенке. Я не таилась, поведала историю о навьем артефакте и о том, как мадам Фараония из меня клок шерсти изгоняла. Он ахал, охал, попросил показать ногу, что я немедленно исполнила.

— Помыться мне надо, — решила я. — Как думаешь, в чем здесь воду греть принято?

— В баню для этого ходят, — сказал пацан, — чай, не Мокошь-град. Хочешь, котелок вон тот на печь поставим? С полведра туда поместится.

Я захотела.

— И таз мне какой-нибудь понадобится.

Он ушел шерудить в кладовой, оттуда сообщил:

— Антип твой, промежду прочим, раньше на тракте разбоем промышлял, в Крыжовень прибился, когда железку до нас дотянули.

— Логично, — хмыкнула я, убирая со стола, — честной народ предпочел поездами доезжать, разбойники без работы остались.

— Крам он барыгам фартовым сдавал. — Мишка поставил передо мной деревянную кадушку с мыльным потеком на боку. — Ты ему, видно, легкой добычей представилась — девица, да еще без сопровождения. Подельник с ним работал, не помню, как звать, бородатый такой мужик. Ноздря! Точно Ноздря. Сказывали, каторжанин он бывший.

Я вспомнила бугристый нос носильщика.

— Это точно брехня, не клеймят в Берендии каторжан и ноздрей не рвут, лет пятьдесят уже точно, так что балаболы тебе сказывали.

— За что купил, за то продаю.

Мы подождали, пока вода в котелке согреется. Мишка сходил к колодцу, притащил два полных ведра, я в спальню заглянула, чтоб несессер с принадлежностями и чистую одежду прихватить.

— Что делать теперь будем, а, Геля?

— Ты будешь в другой комнате ждать, Михаил, пока я омовение совершать буду, а после отправишься со мною в приют, где расскажем мы директрисе о сверхубедительных причинах твоего отсутствия.