Незваный гость - Татьяна Коростышевская (2021)

— Из Мокошь-града, — картинно удивилась я. — Чародейский приказ, надворный советник Попович. Ну так что? Бросим ваньку валять или пойдем сразу барону твоему жаловаться? Времени у меня не особо много, но уж выделю денек, полюбуюсь, как тебя сперва батогами отходят, а после… — Я понизила голос до едва слышного шепота: — «Печать отвержения» в оборот пустят, чтоб твоего внутреннего зверя запечатать.

Шандор помертвел лицом, зыркнул в сторону сидящей на сундучке девки. То, что я сейчас с такой легкостью ему сулила, было большой неклюдской тайною, со стороны в нее мало кого посвящали. Неклюды, как известно, двуипостасны, некоторые из них и наяву могут в зверя перекидываться, особливо при полной луне, но другая половинка, животная, есть у всех. Когда преступника изгоняют (преступление действительно должно быть серьезным для такого наказания), неклюдский барон запечатывает ему эту вторую половинку, или, скорее, лишает ее. Откуда я про то прознала? Так охотились мы с товарищами сыскарями-чародеями за таким вот гаджо. К слову, не без успеха.

Сразу будто постаревший на десяток лет Шандор устало сказал:

— Не убивал я Степана и на смерть не вел, не знал, на что веду.

— Пятое грудня. Ты за ним в Крыжовень прискакал.

— Не за ним, — вздохнул неклюд, — торги в тот день были лошадиные, я арлейцев пару удачно прикупил, ну и пошел в приказ, чтоб мне на купчей печать поставили, чтоб, значит, сделку заверить. У нас же уездный народ как думает: неклюд с лошадью, стало быть, украл. Вот и приходится за каждой малостью в присутствии порог обивать.

Выразив сочувствие хмыканьем, я поторопила:

— Дальше?

— У заставы, торжище, как обыкновенно, за городом шло, мальчишка какой-то из наших за стремя уцепился. Помоги, говорит, дяденька, по-свойски. Неклюдов-то в Крыжовень не пускают обычно, а ему нужно было Степану Фомичу письмо какое-то передать.

— Что за мальчишка? Из вашего табора?

— Наверное, — хмыкнул Шандор, — ежели тебе понадобится и мальца допросить, так я попробую поискать. Только пустое дело. Подошел к нему какой-то господин в бобровой шубе, дал денежку и велел немедленно приставу послание передать. Ну я все равно в приказ направлялся, захватил эпистолу. По позднему времени Блохин один в присутствии сидел, хороший мужик, не стал кочевряжиться, что-де завтра приходи за печатями, сам шкапчик отпер, ляпнул мне по одной на каждой купчей. А пока я на чернила дул, чтоб быстрее подсыхали, конвертик распечатал.

— Что там было?

— Письмо, — подивился неклюд моей бестолковости. — Даже два. Потому что один лист красивый такой, знаешь, навроде грамотки, хрусткий, беленький, с вензелями по краю, а другой вообще обрывочек от обертки бумажной с ладонь величиной. Блохин все прочел, застонал, будто зубы разболелись, и говорит: «Помоги, Шандор, ради бога, подвези, одолжи арлейца». Ну, я рассудил, что не жалко для хорошего человека, тем более что приставу только туда, до места, лошадка нужна, а крюк и вовсе небольшой получается.

— Понятно, — сказала я точно как шеф. — А дальше?

— Поскакали по тракту к нечистой усадьбе; пристав коня гнал, мне тоже пришлось не отставать. К ней не подъезжали, за полверсты где-то Блохин спешился, поблагодарил и попрощались. — Шандор помолчал немного, вздохнул. — Пока я в табор ехал, все думал, что не по-людски поступаю, бросил хорошего мужика одного, даже помощи не предложил. И так меня эти мысли разобрали, что оставил лошадушек уставших на помощников да свежую себе снарядил. Думаю, вернусь, гляну, что к чему. Ну и вернулся.

— Сколько времени прошло, пока скакал до табора и обратно?

— Часа два, может, больше, я ведь домой не торопился особо, арлейцев не гнал. Прискакал, а Блохин… Ночь на исходе уже была, самое темное небо, луна яркая, что монета золотая, снег тихонько так падает, а на суку осиновом пристав в петле болтается. Я его снял…

— Как? — переспросила я быстро. — Подробно давай, по шагам. Спрыгнул из седла… Дальше?