Этот безумный мир - Виктория Летто (2017)

В сенях мрачно. Пахнет сыростью и мышами. Из сеней мы вошли в просторную кухню. Из кухни две двери в другие комнаты. Проходя мимо одной, я успела заметить убранство, телевизор на невысокой тумбочке, диван старинный и шкаф с зеркалами. Это, как говорили в старину «красная комната», или зал. Другая дверь плотно закрыта, наверное, там спаленка. Кроме хозяина в доме никого нет.

— Я один остался, — сказал Пётр Иванович, заметив мой блуждающий взгляд в поисках ещё кого-нибудь из жильцов дома. — Жена померла, а дети в город уехали. — Хозяин покряхтел, то ли ругаясь, то ли сожалея о чём-то. — Сейчас будем чай пить. Вы садитесь за стол, — предложил он.

— Спасибо, — поблагодарила я хозяина и села на табурет у стола.

Окошко из кухни открывает вид на огород. Плодовые деревья, кустарники и огромный участок земли.

— Большой огород у вас, — сказала я, чтобы не молчать.

— Он у меня до самой реки простилается. Раньше я его весь засаживал, а теперь и половину с трудом осваиваю, — пожаловался Пётр Иванович.

— А на охоту ходите?

— А то! — хвастливо произнёс хозяин.

— Ух ты, — удивилась я. — И на кабана?

— Раньше с Кузьмичом ходили, царствие ему небесное, а теперь я только на зайца хожу, да на птицу.

Вот жил человек, трудился, страдал и радовался, старался ради семьи, а теперь остался один. Друг Кузьмич и тот помер. Всё-таки ужасная штука старость. Стремиться больше не к чему — всё что любил и к чему был привязан, обратилось в дымку воспоминаний. Ну и к чему она теперь — мудрость? С кем ею делиться, если рядом никого не осталось. Дети и те в город укатили.

Пётр Иванович возится у плиты, а я разглядываю деревенское жилище. Печка русская.

Шкафчики для посуды на стене. Холодильник старенький «Саратов». На полу ковёр потёртый с едва проступающими узорами. А, в общем, чисто и уютно. В углу стоит сейф. Зачем он мужику в деревне?

Хозяин перехватил мой любопытный взгляд и с улыбкой объяснил, что теперь оружие положено в сейфах хранить, а раньше ружьё на стене висело.

— Жена моя в правлении работала. А когда их расформировали, так она и перевезла сейф домой. Я не знал для чего его приспособить, а он вон как пригодился.

Пётр Иванович кряхтит и почёсывает затылок. Глаза на мокром месте — ему тяжело вспоминать былое. Всегда теряюсь, когда общаюсь с пожилыми людьми, как будто испытываю вину, что ли. Ну, в смысле вину за то, что я молодая и у меня всё ещё впереди.

Но ведь когда-нибудь и я превращусь в старуху.

Чёрт, даже думать об этом неприятно.

— Наша деревня когда-то процветала, — с горькой улыбкой стал вспоминать Пётр Иванович. Школа восьмилетка была. И правление было. Теперь у нас даже магазина не осталось. Ездим за покупками в соседнее село, в Александровку.

Пётр Иванович наливает нам чай, ставит на стол вазу с пряниками и конфетами.

— Ну, так что вас интересует? — деловито поинтересовался Петр Иванович.

— «Танцующая роща». Что вам известно о ней? — объяснила я причину своего интереса. Достала диктофон из сумочки и приготовилась включить его в нужный момент.

— О-о-о, вон оно что, — потрясывая головой, произнёс Пётр Иванович. — Мы это место обходим стороной. Избушку поставили, так сказать границу определили. Аккурат за ней тем гиблое место начинается. А вы, видать, знаете, про избушку, — заметив моё смятение, догадался Пётр Иванович.

— Да… мы с друзьями грибы собирали, а я оторвалась от них и заблудилась… там… в роще.

— Так это тебя городские искали? По осени это случилось. — Пётр Иванович некоторое время испытующе глядел на меня. — Значит, говоришь, сама выбралась из рощи?

— Да, — соврала я. А про себя подумала, раз избушка реальная, значит, я могу туда пойти. Возможно, Даниил придёт, если я буду там одна.

Чай в моей чашке остыл. Я размешала ложечкой сахар и сделала глоток. Не люблю тёплый чай, но этот неожиданно вкусный — терпкий и ароматный.