Истории Ворона (сборник) - Коллектив авторов (2021)

Объявление на подъездной двери сообщало, что с завтрашнего дня на неделю отключат горячую воду. Плановые работы. Ага, как же. Дошумелись, доспускали пар, идиоты. Он ткнул таблеткой в домофон, потянул за ручку, и тогда ТЭЦ нанесла ответный удар.

Шибанула по ушам, прибила ревом. Артем вздрогнул. Небо будто проткнули огромным прутом, и в дыру оглушительно засасывало воздух.

– Сука, – процедил Артем, ныряя в подъезд, и услышал в ушах эхо собственного голоса.

Сергей Давыдович осмотрелся и достал из-за пазухи арматурные кусачки.

Ха, а ведь когда-то его звали Кусач. Глупое, но опасное прозвище. Раз уж на то пошло, оно ему нравилось до сих пор.

Сергей Давыдович по прозвищу Кусач просунул в щель массивные губки болтореза, сжал длинные рукоятки и перекусил дужку навесного замка. Прозвище надо оправдывать хоть изредка. Раньше он пользовался зубами – чтобы объяснить нехорошим людям последствия их нехороших поступков. Один раз вырвал мясистый кусок из щеки, в другой – отхватил мочку. Уважения и понимания резко прибавлялось. Нехорошие люди перестали соваться во двор. Погоняло прижилось.

Был ли он сам хорошим? Не его забота. Для своих он хотел быть правильным, четким. Кажется, ему удавалось – все эти долбаные годы, даже когда «своих» рядом не осталось.

Замок упал на подсохшую грязь, Кусач толкнул калитку. Дверь не открылась до конца, уперлась в деревянный кабельный барабан. Кусач протиснулся на территорию стройки.

Он часто вздыхал по девяностым. В девяностые перло: вывезти то, привезти это. Поднялся. Зажил. После кризиса едва хватило, чтобы помочь приженившемуся Димке, сыну, с новой квартирой. А вот чтобы разбежаться с бывшей по своим углам, пришлось продать ордена отца и вычищать остатки со вкладов.

С женой все перекосилось, когда съехал Димка. Или косо-криво было сразу? Он ведь знал, на что шел, отхватив себе самую симпотную шалаву в районе. Знал до того, как пропал окончательно. Потом была страсть и упрямая поза – исправлю, только моей будет! На время сработало, лет на тридцать (хотя он догадывался, что жена иногда подгуливает; сам тоже не был ангелом). Но к разводу привели не только эти терки. Сексом там пахло слабо. Потому что любая самая симпотная шалава, даже родившая и воспитавшая твоего сына, со временем превращается в склочную бабу с утяжелившейся кормой. Иногда он еще видел в ней двадцатилетнюю блондинистую соблазнялку, но чаще – шестнадцатилетнюю, голой сракой на грязном подоконнике, с раздвинутой рогаткой, к которой выстроилась очередь из трех членов (он стоял последним). А еще – сорокапятилетнюю, криво размалеванную и пьяную в дым, в машине какого-то чурбана, откуда он вытащил ее за волосы в грязный снег…

Кусач пошел вперед, ступая по следам от протекторов самосвала. Спрятал кусачки и включил фонарик. Кучи песка отливали красным. Длинные ряды бытовок образовывали коридор. Мутные оконца слепо поглядывали на Кусача.

Кусач жил прошлым (после пятидесяти это нормально, ведь так?). Но он не соврал тому пареньку, с которым когда-то водился сын, когда сказал, что ему нравится новый район. Здесь действительно было спокойно и умиротворенно. Ему казалось, что он это заслужил. Видеться с сыном, с внуком. Болтать с продавщицами. Гулять по лесу за «железкой», сидеть с удочкой.

Да, заслужил. За то, что жил честно и прямо и смог привить это сыну. За то, что не раскроил (не покусал, ха) личико своей «благоверной», когда она попросила его что-нибудь решить с совместным сосуществованием, а сделал все чинно и быстро. За то, что дал под сраку онкологическому грызуну, который намеревался закусать его до смерти…

– Гиря! – позвал Кусач. – Где ты, братишка?

ТЭЦ трубила во все трубы. Ничего не слышно, кроме этого гадского гула.

Теперь, сворачивая к зданию, Кусач усомнился, что слышал лай Гири – полчаса назад, за забором. Именно поэтому он отнес пиво домой и вернулся к калитке с болторезом и фонариком.