Дикая война - Ерофей Трофимов (2021)

– Ты сначала в здоровье войди, столяр, – ласково улыбнулась тётка.

– Войду, мама Глаша. Сама же знаешь, раз шевелиться начал, значит, жить буду. Ты вот что скажи. Ленка не заходила?

– Вспомнил, – лукаво рассмеялась Глафира. – Прибегала полюбовница твоя. Чуть калитку не вынесла, как в дом летела.

– А чего теперь не заходит? – поинтересовался Мишка, с подозрением покосившись на тётку.

– Дочка у неё приболела, – отмахнулась Глафира. – Да видела я её. Не сверкай глазом-то. Сказала, что очнулся. Ты лучше скажи, что со скотиной делать станем?

– Как это что? – растерялся Мишка. – Коня я по своим делам использовать стану. А про корову мы с тобой уже говорили.

– То-то и оно, что говорили. Ну не нужно нам молока столько, Мишенька. Да и кормить её тяжело.

– Предлагаешь Марфе отдать? – отложив стамеску, прямо спросил Мишка.

Вздохнув, Глафира только потупилась.

– Ну, может, оно и правильно, – помолчав, задумчиво проворчал парень. – Как ни крути, а шестеро по лавкам, и все мал мала меньше. Её-то корова что, мало молока даёт?

– Мало, – снова вздохнула тётка. – Старая она уже. Того и гляди, совсем доиться перестанет.

– А наша сколько ещё протянет? – осторожно уточнил Мишка.

– Так года четыре ещё точно сможет. А там как бог даст, – развела Глафира руками.

– Ладно. Сведи ей, – махнул Мишка рукой, отлично понимая, что не сможет спокойно жить, зная, что рядом голодают дети.

– Спаси тебя Христос, Мишенька, – обрадовалась Глафира. – Одна у меня подруженька осталась, да и та горемычная. Ежели б не ты, с голоду бы померли.

– Ой, мама Глаша, только не голоси. И так голова едва успокоилась, – скривился Мишка, которому все эти излияния были совсем не нужны.

– Ох, прости, сынок. Прости, – принялась каяться тётка.

Страдальчески вздохнув, Мишка вернулся к работе. Но спустя примерно четверть часа раздался осторожный стук в дверь. Глафира, удивлённо посмотрев на парня, легко поднялась и, подойдя, распахнула дверь. Мишка, которому за её спиной не было видно, кто пришёл, но судя по её ехидной интонации, это был тот, кого он будет рад видеть, продолжал заниматься своим делом. Так и вышло, отступив в сторону, Глафира впустила в избу Ленку. Молодую вдову, к которой он регулярно заглядывал и оставался ночевать.

– Что, голубка, не снесла душа? – продолжала подтрунивать над ней тётка. – Да входи уж. Входи. Вон, сидит, сокол твой одноглазый.

– Да что ж ты такое говоришь-то, Глафира Тихоновна? – смущённо возмутилась Ленка. – Знаешь ведь, целы глаза у него. Заплыли только.

– Да знаю, потому и смеюсь, – отмахнулась тётка. – Ступай, а я пока самовар вздую, – проявила она тактичность и, подхватив самовар, вышла.

– Ох, Мишенька, – судорожно всхлипнув, выдохнула вдова, бросаясь к нему. – Живой! Слава тебе господи!

– Да что ж вы меня все хороните-то? – вдруг возмутился Мишка, откладывая стамеску и обнимая любовницу. – Вот отлежусь, снова как новенький буду. Лучше скажи, что с дочкой?

– Простыла егоза, – улыбнулась Ленка сквозь слёзы. – Говорила ей, чтобы не пила воду прямо из ведра колодезного, так не послушала.

– У врача были? – спросил Мишка, стараясь ответить на поцелуй и при этом не сильно крутить головой.

– Были. Порошок какой-то дал. Легче ей уже. Я потому и принеслась, что спать её уложила.

– Денег много потратила? – не унимался Мишка.

– Что было, то и отдала.

– Погоди, – кивнув, отодвинул её Мишка и, поднявшись, осторожно проковылял к своему оружейному сундуку.

Из полученных от атамана семнадцати рублей, десятку он отдал тётке, а остальные оставил себе, на всякие расходы. Достав из старого кожаного подсумка три рубля, он закрыл сундук и, вернувшись к лежанке, сказал, протягивая женщине деньги:

– Вот, держи. Купишь ей забаву какую и сладостей. Да и себе чего подбери. Благо хозяйство у тебя крепкое.