Листая список писем поступивший мне за утро, наконец-то я увидела, тот, что искала. Дейв прислал сведенья из-за аэропортов. Один из них подтвердил, что частный самолет Бена Паркера, совершат от них вылет, в день убийства Эвансов. Камеры наружного видеонаблюдения это подтверждали. Хилл действительно был вместе с Паркером. Но это не значило, что он не мог вернуть обратно? Или я просто зациклилась на Хилле.

В порядке эксперимента я попыталась не думать о делах и съездить домой на обед, представляя, как будет удивлен Дариан. Движение на дороге было жутким – час пик! – а тут еще эта дурацкая неоновая реклама, которая мигает со всех сторон, заклиная срочно покупать новинки летней моды и последние модели машин.

Я уже протянула руку к трубке, намереваясь позвонить в Виндзор шерифу Сэму Джонсону узнать как у них продвигается расследование, но в этот момент зазвонил сотовый.

– Берч слушает, – сказала я.

Светофор уже давно переключился на зеленый свет, а я все не трогалась с места, завороженно глядя на экран. Сзади послышались нетерпеливые гудки других водителей.

– Здравствуй, Глория.

– Уилсон?– я узнала его голос сразу.

Я непроизвольно напряглась. Я была хорошо – даже слишком хорошо! – знакома с Лукасом Уилсоном. Но какой полицейский не напряжется, когда ему звонит офицер из отдела внутренних расследований – «гестапо», как называли его между собой копы.

– Почему ты звонишь мне по личному номеру? Инструкции требуют, чтобы ваша служба связывалась со мной по официальным каналам.

– У тебя найдется несколько минут, Глория? Мне нужно с тобой поговорить.

– Ты и так со мной говоришь. В чем дело?

– Нет, этот разговор не телефонный. Мы должны увидеться.

– Зачем?

– Всего десять минут, Глория!

– Я еду домой. Позвони мне завтра.

– Всего десять минут! – твердо повторил он. – Встретимся в парке, прямо рядом с твоим домом.

– Это как-то связано с отделом внутренних расследований?

– Узнаешь. Я у тебя на хвосте.

Бросив взгляд в зеркало заднего вида, я убедилась, что Уилсон говорил не в переносном, а в буквальном смысле – его машина действительно двигалась сзади, – и почувствовала себя еще более неуютно. Я не стала останавливаться у ворот своего дома, а проехала еще пару кварталов и, найдя единственное свободное место у тротуара, ловко припарковала машину. Меня не удивило то, что Уилсон не стал утруждать себя поиском места для парковки, а просто бросил автомобиль посередине улицы, проигнорировав возмущенные взгляды элегантной супружеской четы, которая выгуливала на лужайке трех изысканных афганских борзых. Он поставил на приборный щиток включенную полицейскую мигалку, вышел из машины и направился ко мне. Обаятельная улыбка Уилсона неизменно помогала ему в общении с женщинами, и он это прекрасно знал. Вот и сейчас, изобразив самую благожелательную улыбку, он радушно приветствовал меня. Лицо у него было худым и угловатым – эдакий ученый, только без очков и бархатной шапочки. Курчавые волосы были коротко острижены, а голубые глаза были как две ледяные глыбы холодными.

Перед ними прямо хочется пасть ниц.

– Что тебе нужно, Уилсон?

– Скажи сначала, как ты поживаешь, Глория? – Уилсон неторопливо направился к зеленой лужайке и растущим вокруг нее деревьям.

С трудом подавив раздражение, я сунула руки в карманы и последовала за ним.

– Прекрасно. А ты?

– Не жалуюсь. Чудесный день! Тебе нравится лето в Нью-Йорке?

– А что ты думаешь о последней игре «Янки»? Ну, теперь, когда мы так мило побеседовали, я все же хотела бы узнать, что тебе от меня нужно.

– Ты всегда была неразговорчива, Берч. – Он вспомнил тот единственный раз, когда ему удалось затащить меня в постель. Я и тогда произнесла не больше десятка слов. – Может, поищем лавочку? День-то действительно чудесный!