Хольмганг (сборник) - Вадим Калашов (2019)

На самом деле Олаф ничего такого не знал, потому что никогда не брал девушек силой.

– Ты также знаешь, что, уже начиная с завтрашнего дня, мне нельзя будет прикасаться к женщинам, дабы сберечь силы для поединка. Так почему ты мешаешь насладиться тем, ради чего я проливаю кровь?!

Рядом с покрасневшим от ярости викингом тенью возник его побратим Эгиль. Человек, что держал перед Гуннаром щит в большинстве его хольмгангов.

– Почему?.. – с улыбкой сказал молодой рус. – Да потому что, натешившись с девкой, ты тут же заснёшь и не услышишь сегодняшнюю сагу нашего Флоси Среброголосого!

Гуннара передёрнуло. Меньше всего в этой жизни он мечтал послушать вышеупомянутого скальда, почему и удалился в каюту, но сказать такое вслух значит признать, что переживаешь, как Флоси ославил тебя в последней песне.

– Эй, рус! Не смей вмешиваться! Эта девушка пустыни – мой подарок, как и две предыдущие! Гуннар волен поступать с ней как хочет! – всполошился старик.

Олаф уже знал, почему жертвой Гуннара стали обитательницы пустынь и почему старик так хочет, чтобы мучения продолжались, но ничего не сказал старику, а сказал его хольмгангеру:

– До рабыни Гуннара мне нет дела, хоть я и не одобряю тех, кто оставляет весь пыл на ночном ложе, не сберегая ничего на дневные битвы! Но мне кажется, что Флоси сегодня расскажет что-то необычное, и Гуннар не простит себе, если это пропустит.

Олаф улыбнулся. Он торжествовал сразу и над старым мстителем, и над ещё не старым насильником.

– Разумеется, я не прощу себе, если пропущу новую сагу самого Флоси Среброголосого, спасибо тебе, собрат по поединку, – обречённо пробурчал Гуннар, взглядом отогнал побратима и, крикнув в темноту каюты «Эй, недотрога, после хольмганга ты у меня будешь вытворять вещи, которых стесняются даже прожжённые шлюхи!», захлопнул дверь и сел на ближайшую скамью.

Бродячий скальд пригладил бороду, повернулся в сторону заката, снял с плеча деревянный инструмент, которым сразил больше людей, чем многие бойцы стальным оружием, и стал осторожно его настраивать. Все взоры, кроме глаз рулевого и вернувшегося в меланхолию старика, были направлены на певца.

И вот наконец Флоси Среброголосый ударил по струнам и запел песнь о событиях, подаривших миру то место, куда сейчас направлялись семнадцать драккаров. Он пел, и плеск вёсел о воду задавал его сказанию ритм.

Это была красивая песнь.

* * *

Мир был молод, как жена счастливца, и ещё не знал ни сказателя Флоси Среброголосого, ни его учителя Эгиля Чернобрового, ни даже скальда Марви Древнего, когда могучие асы подняли из пучин вод Остров Гордости. Эту песнь мне спел сам Один, пока я спал на драккаре, проплывавшем мимо Острова Гордости. Этой музыке меня научили феи моря, когда мой драккар встал на стоянку рядом с Островом Гордости. И никто, кроме меня, не знает историю Гордого Острова. Лгал тот, кто до этого сказывал историю Гордого Острова. Лгал тот, кто до этого пел песни о Гордом Острове. А я не лгу, потому что говорил с самим Одином.

Вчера один я и всемогущий Один знали правду о Гордом Острове, но сегодня тайна откроется и вам. А завтра, если буря не тронет нашего паруса, а скалы не поцелуют днища драккара, вы разнесёте мою весть от края и до края Срединного Мира.

Случилось так, что конунг варгов Кайниф вздумал выяснить, кто более великий боец в смертельном поединке с ярлом бернов Нуганриком.

Это сейчас словом «варг» и словом «волк» разные народы называют одних зверей, а тогда варги были не просто волки, а настоящие гиганты. Они ходили в больших стаях и правили страной снежных равнин, которую моя мать называла тундрой, и возглавляли эти стаи свирепые вожаки. Но всё изменилось, когда любвеобильный Локки ради плотских радостей стал зверем. И тогда родился великий варг Кайниф. Он подчинил себя остальных вожаков и объявил себя верховным конунгом.