Хольмганг (сборник) - Вадим Калашов (2019)

Нуганрик умер, оплакивая брата и проклиная собственное упорство, а варги и берны остались жить. Кто-то из бернов проник в страну варгов, поменял шкуру и стал охотиться на клыкастых тюленей. Кто-то из варгов поселился в лесах и тоже поменял цвет шкуры. Что и говорить, многое перемешалось в Срединном Мире с тех пор, как два могучих зверя убили друг друга на великом хольмганге. Вот уже и Остров Гордости не наказывает смертью трусливых поединщиков. А если бы не я, то наш мир бы так и не узнал ни о том, как появился Гордый Остров, ни о том, как на его тьеснуре сошлись конунг древних варгов и ярл первых бернов. Но великий Один решил, что пришла людям пора узнать эту тайну. Он выбрал меня – чтобы стало известным доселе сокрытое. А вы, сыны Севера, не судите строго мой слог, ибо я всего лишь человек, а не всемогущий бог, и потому каждая моя сага – лишь тень саг Одина. Ибо сколько не существует Иггдрасиль – Мировой Ясень – Вечное Дерево, от корней его до великого Асгарда нет равных в песнопении могучему и великому богу богов Одину Одноглазому и покровителю скальдов Браги Златогласому.

* * *

Олаф-рус видел в своей не самой длинной жизни немало скальдов, что забывали воздать хвалу отцу всех сказателей Срединного Мира, или богу Браги – покровителю бродячих певцов, и в результате непременно гибли раньше срока то от вражьей стрелы, то от глупой случайности, наподобие свалившегося камня. Флоси был не таков, поэтому не терял удачи ни в опасном плавании, ни в стремительном набеге, ни в отчаянном хольмганге, несмотря на то, что волосы его и бороду уже давно припорошила седина. Среброголосый скальд всегда помнил, что его лучшие песни и саги – лишь слабое подражание песням всемогущего Одина и сагам великого Браги, потому как давным-давно асам досталось основное содержимое волшебного горшка, дарующего дар сказителя, а людям лишь то, что осело на стенках.

Молодой рус, наслаждаясь сказанием Флоси Среброголосого, тем не менее отметил короткие паузы, которые скальд заполнял перебором струн, и лёгкое, почти неуловимое дрожание голоса в начале некоторых фраз. Олаф преисполнился гордости, когда верно истолковал эти знаки как то, что Флоси не заранее переложил слова Одина на свой манер, а делал это по ходу саги.

Олаф не знал, что происходит в головах сказителей, прежде чем они поведают миру новую песнь о богах и героях. Но он знал, что хотя события, о которых асы сообщают только скальдам, и произошли давным-давно, но сказания о них рождают люди. И одно из них родилось у него на глазах. «Факт!» – как сказал бы странный старик, владелец странного драккара. Факт, которого никто, кроме Олафа, не заметил.

Будущий противник Адилса Непобедимого знал, что Флоси не оставит сказание в таком виде. Прежде чем записать его рунным письмом, он будет долго думать, переставлять старые слова и искать новые, чтобы простые фразы наконец обратились в неповторимые стихи, то есть чтобы легенда стала хоть чуть-чуть похожей на то, что некогда напел Флоси сам Один, бог, испивший Мёда Поэзии больше всех смертных скальдов вместе взятых. Везде, где можно и где нельзя, заменит обычные слова кеннигами – их поэтическими двойниками. Объединит строки, словно бойцов, в хирды по восемь бойцов в каждом. И как хирд становится хирдом лишь в свинфикинге, боевом порядке, где у каждого воина, от щитоносца до берсеркера, своё место и роль в битве, так и строки песни обретут мощь лишь в дротткветте – системе чередования ударных и безударных слогов. А ещё Флоси переплетёт предложения лишь одним ему известным способом, чтобы ни у кого не возникало сомнений: сия песня есть творение великого Среброголосого.

Но эту будет потом. И только в том случае, если противник Среброголосого Флоси хуже разбирается в искусстве боя.