Хольмганг (сборник) - Вадим Калашов (2019)

– Не знаю. Клянусь крестом Месс, то есть молотом Тора, не знаю. Но что сменил бытие единственного внука богатого землевладельца на жизнь сына знатного ярла – об этом я не жалел никогда. Я обиделся на слова нашего славного секироносца, когда он заявил, что только жизнь морских разбойников – настоящая, а ведь он прав. То, как я проводил время у деда, против того, что я делаю на родине отца, это. Я не знаю, как лучше сказать. Я не обладаю даром сказителя, как ты, Скульдольф, а риторику освоил для имперца из рук вон плохо, и поэтому не знаю, как выразить свои чувства так, чтобы и ты, и Олаф поняли, какая тоска быть внуком богатого землевладельца. Здесь всё другое. Здесь всё… настоящее! Да, лучшего сравнения, чем Годфред, я не подберу. Как вкусна рыба, которую поймал сам, насколько интересней самому сидеть на скамье гребцов, чем когда твоего верблюда ведут под уздцы! Боги Асгарда, что может быть интересней, чем учиться сражаться с оружием и без него, и насколько эти занятия увлекательнее имперской школы и домашних уроков заезжих педагогов! Я ещё не был ни в одном сражении, но жду этого момента так, как ничего и никого не ждал в роскошном доме богатого деда. Там ничего не ждёшь, там один твой день похож на другой, а здесь каждый час узнаёшь, мужчина ты или недостоин носить оружие.

Настала пауза. Гогри, несколько смущённый таким потоком собственных откровений, боялся посмотреть скальду в глаза, а тот неторопливо жевал мясо с терпкими приправами. Эти приправы он постоянно носил с собой и из-за них получил странное для сказителя прозвище Повар. Запах у редких трав был ещё тот. Гогри и Олаф быстро к нему привыкли, а Годфред каждый день грозился выбросить вонючий мешок. Впрочем, даже сделай он так, спастись от запаха это не помогло бы – старик насквозь пропах своим травяным сбором.

Олаф тоже молчал. Он словно был сторонним наблюдателем в этой беседе юноши и старца.

– Значит, ты боишься вервольфов? – спросил, покончив с поздним ужином, скальд и, поймав вспыхнувший обидой взгляд юного ярла, постарался смягчить вопрос: – То есть опасаешься ли ты их настолько, что жалеешь, что затеял погоню? Можешь говорить прямо. Мы с Олафом – не из тех, кто поднимает на смех честные ответы, а наш славный поединщик уже спит.

– Нет, не боюсь, – спустя некоторое время ответил Гогри. – Что он может мне сделать? Всего лишь убить. Поверь, жизнь в доме деда была порой настолько тоскливой, что в голову лезли мысли о петле. Просто от скуки – откачают слуги или не откачают. Просто чтоб хоть какое-то приключение! Клянусь, не появись отец или не произойди со мной хоть что-нибудь, через пару лет я так бы и поступил.

– И всё-таки ты чего-то боишься, – наконец сказал своё слово Олаф-рус. – Не умереть; но тогда чего?

Юноша вздрогнул, но скальд поспешил погасить его удивление.

– Он, – сказал старик, кивнув на руса, – потомок волхвов, а потому умеет чувствовать такие вещи.

– Да, – немного помявшись, признался Гогри, – я боюсь, но не умереть, а того, что вервольф просто ранит меня. Укушенный вампиром сам становится вампиром, укушенному вервольфом не избежать участи оборотня. Я не хочу убивать людей, когда приказывает зов Луны, а не тогда, когда этого требует моя честь или счастье родного фиорда. Это в сорок раз хуже, чем умереть самому! И ещё. – Юный ярл проглотил слюну и на этот раз не скрывал свой страх. – Я боюсь, что мы упустим оборотней, допустим, что они убьют других людей. И тогда эти смерти будет на нашей совести. То есть на моей. На моей, простите мне мои первые слова, друзья. Я затеял эту погоню, я отдаю вам приказы и я же буду отвечать перед Богом… то есть перед Одином… перед самим собой, что допустил новые жертвы.

– Так значит, не месть за отца была твоим главным мотивом? – позволил себе удивиться скальд.