Шторм войны - Виктория Авеярд (2018)

Вздохнув, я пытаюсь хоть ненадолго позабыть об этом. Сосредотачиваюсь на Мэре. Странно, что она – одновременно мой якорь во время бури и сама буря. Мэра сидит на кровати, скрестив ноги и опустив голову, так что волосы наполовину заслоняют ее лицо. Седина ползет по шоколадно-каштановым прядям, добравшись уже до шеи. На Мэре мой халат; воротник высоко поднят, чтобы скрыть клеймо. Я вздрагиваю каждый раз, когда вижу след, оставленный на ее теле, и вспоминаю, что это – дело рук моего брата. В неверном свете свечи Мэра похожа на пламя. Золотисто-алое, в окружении черных теней. Я тихонько наблюдаю за ней из-за стола, одну ногу поставив на пол, вторую задрав на стол. Голень все еще ноет после боя, и я сгибаю и разгибаю пальцы, пытаясь умерить боль. Жаль, что я слишком рано отослал целителя, но сейчас уже поздно кого-либо звать. Просто нужно потерпеть до утра – эту боль и другую, которая напоминает о себе каждый раз, когда я двигаюсь.

– Сколько времени прошло? – снова спрашивает она, по-прежнему не отрываясь от страницы.

Я откидываюсь на спинку стула и вздыхаю, глядя на изукрашенный потолок.

Электрическая люстра надо мной не горит. Она вырубилась примерно час назад, когда Мэра, в ярости, принялась расхаживать по комнате. Ее перепады настроения производят пугающий эффект.

– Двадцать минут с тех пор, как ты спросила в последний раз, – отвечаю я. – Я же сказал, Мэйвен не будет торопиться с ответом. Он хочет, чтоб мы поволновались.

– Долго он не продержится, – говорит она, не двигаясь. – Мэйвену не хватит выдержки. Особенно в том, что касается нас. Он обязательно захочет встретиться с нами лицом к лицу.

– В первую очередь с тобой, – ворчу я.

– И с тобой, – отзывается Мэра с той же страстью. – Элара настроила его против нас обоих. Внушила одержимость. – Она с досадой вздыхает. – Встреча ни к чему не приведет. Просто трата времени.

Я медленно моргаю. Меня пугает то, как хорошо она знает моего брата и его образ мыслей. Причина, вероятно, заключается в чувствах, в которых я не желаю разбираться. Но кто я такой, чтобы осуждать ее? Я и сам по-прежнему люблю Мэйвена – или, во всяком случае, человека, каким я считал своего брата.

«Ну и бардак».

Колено у меня хрустит, когда я подтягиваю ногу – слышен звонкий щелчок. Я массирую сустав, позволив рукам нагреться до приятной температуры. Жар проникает в тело, и мышцы расслабляются.

Мэра наконец поднимает голову и улыбается, откинув волосы назад.

– Ты скрипишь, как старая дверь.

Я смеюсь и морщусь от боли.

– И чувствую себя так же.

– Сходи утром к целителю.

Невзирая на игривую улыбку, в ее голосе звучит тревога. Глаза Мэры сужаются и в тусклом свете кажутся темнее.

– Или пошли за Сарой. Она придет прямо сейчас, если тебе надо. Сомневаюсь, что они с Джулианом лягут спать, пока мы не получим ответа.

Я качаю головой и поднимаюсь с кресла.

– Побеспокою их завтра, – говорю я, ровными шагами направляясь к постели. На каждое движение мышцы отзываются болью.

Мэра следит за мной взглядом, как кошка, когда я опускаюсь рядом с ней, откинувшись на локти. В окно задувает морской ветерок – словно невидимая рука поднимает золотистые занавески. Мы оба вздрагиваем. Я медленно забираю у Мэры письмо и откладываю его в сторону, не сводя с нее глаз.

Я страшусь этих минут тишины, и, полагаю, она тоже. Молчание заставляет задумываться о том, что мы делаем. Или не делаем.

Никаких перемен не произошло – ни в моей душе, ни в ее. Никто не изменил своего мнения. Но с каждой секундой принятое решение становится всё тяжелее, когда я вспоминаю, с чем буду должен расстаться, когда настанет время. И чего я был лишен несколько последних недель. Не только любви Мэры, но и ее голоса. Ее резкости. Настроений человека, которому нет дела до моей крови и короны. Того, кто видит меня – и никого другого. Того, кто говорит мне «Кэл», а не «Тиберий».