Шторм войны - Виктория Авеярд (2018)

Впору посмеяться. Но вместо этого я сажусь в кресло, стараясь не забывать о том, что руки должны быть свободны и молния рядом.

Я наблюдаю за Мэйвеном, который по-прежнему стоит у окна. Он не двигается.

– Возможно, у Калоров одинаковый вкус в отношении тюремных камер.

– Сомневаюсь, – отзывается он. – Красивая тюрьма – это, кажется, наш способ выразить любовь. Небольшая милость пленникам, которых мы продолжаем любить, невзирая ни на что.

Его слова больше ничего для меня не значат. Я едва ощущаю в глубине сердца легкую боль, на которую можно не обращать внимания.

– То, что Кэл испытывает к тебе, и то, что ты испытываешь ко мне, – две совершенно разные вещи.

Мэйвен мрачно смеется.

– Надеюсь, – отвечает он, снова проводя руками по занавеске.

Он бросает взгляд на мою куртку, потом на грудь, скрытую рубашкой. Клеймо закрыто.

– Когда это будет? – спрашивает он, и его голос звучит мягче.

Казнь.

– Не знаю.

Снова мерзкий смешок. Он начинает расхаживать по комнате, сложив руки за спиной.

– Ты хочешь сказать, что ваш пышный совет не сумел принять решение? Как предсказуемо. Наверное, я умру от старости, прежде чем ваша компания до чего-нибудь договорится. Особенно с участием Самосов.

– И твоей бабушки.

– У меня нет никакой бабушки, – резко обрывает он. – Ты сама ее слышала: мы разной крови.

Это воспоминание уязвляет Мэйвена. Он убыстряет шаг и быстро пересекает комнату, прежде чем вновь развернуться. Несмотря на внешнее спокойствие, в эту минуту он кажется безумцем. Нитка, на которой он подвешен, истончается. Я стараюсь не смотреть ему в глаза – они сверкают, горя обжигающим огнем.

– Что ты делаешь здесь? Надо сказать, мне не доставляло особого удовольствия над тобой глумиться, когда ты была моей пленницей.

Я пожимаю плечами, глядя в его бегающие глаза.

– Ты не мой пленник.

– Кэла или твой… – Мэйвен машет рукой. – Какая разница?

«Огромная». Я чувствую, что хмурюсь; знакомая печаль накатывает на меня изнутри. И он замечает ее под моим напускным равнодушием.

– О… – бормочет Мэйвен, останавливаясь в середине комнаты.

Он внимательно всматривается в меня, словно пытаясь заглянуть в душу. Как делала его мать. Но ему не нужно читать мои мысли, чтобы понять, о чем я думаю и что сделал Кэл.

– Значит, решение было принято.

– Лишь одно, – шепотом отвечаю я.

Мэйвен делает шаг вперед. Опасность здесь представляю я, а не он – и он старательно держится вне моей досягаемости.

– Дай-ка я угадаю. Вы, Красные, предоставили ему выбор? Тот же самый?

– Типа того.

Он кривит губы, оскаливаясь. Это не улыбка. Как бы там ни было, ему не нравится видеть мои мучения, физические или душевные.

– Он ведь не удивил тебя?

– Нет.

– Хорошо. Я ведь предупреждал. Кэл следует приказам. Он будет до самой смерти выполнять желания отца, – Мэйвен говорит это, как будто извиняясь – даже с некоторым сожалением. Ему жаль, что его брат стал таким. Не сомневаюсь, Кэл разделяет это чувство. – Он никогда не переменится. Ни ради тебя, ни ради кого-то еще.

Как и Мэйвен, я не нуждаюсь в оружии, чтобы ранить. Достаточно слов.

– Неправда, – говорю я, пристально глядя ему в глаза.

Он склоняет голову набок и цокает языком, словно разговаривает с непослушным ребенком.

– А я думал, ты уже усвоила этот урок, Мэра. Кто угодно может предать кого угодно. И он снова тебя предал…

Мэйвен дерзко делает шаг вперед. Я слышу, как он со свистом втягивает воздух сквозь зубы, словно пробует его на вкус.

– Ты никак не можешь признать, что он за человек? – спрашивает он.

Это звучит как мольба. Последняя просьба приговоренного к смерти.

Я вздергиваю подбородок, удерживая взгляд Мэйвена.

– Он не без изъяна, как и все мы.

Его рык отдается в моей груди.