Шторм войны - Виктория Авеярд (2018)

Тиберий красив, как всегда. И даже более того. Ночная битва еще напоминает о себе, и я буквально чувствую запах гари, который он пытался смыть. «Не стоит воображать, как он мылся», – обрываю я себя.

Рассвет идет огненному принцу в алом плаще и черной, как вороново крыло, одежде. Аккуратно причесанные темные волосы украшены короной. Ручаюсь, ее сделали магнетроны. Еще одно творение Эванжелины. Корона тоже ему идет. Никаких драгоценных камней, никаких хитрых узоров. Простая полоса железа, которому придан вид язычков пламени. Я рассматриваю ее, сосредотачиваясь на этой мелочи, которую он так любит.

Хотя между нами по-прежнему бурлит напряжение, я не ощущаю вчерашнего гнева. Наш разговор в горах, хоть и короткий, произвел успокаивающий эффект. Жаль, что нам не хватило времени, чтобы прийти к какому-то взаимопониманию.

Но какое взаимопонимание может тут быть?

Как я ни стараюсь, я не могу погасить надежду, которая по-прежнему горит в моем сердце. Я по-прежнему хочу, чтобы он выбрал меня. И я простила бы Тиберия, если бы он признал свою ошибку. Надежда отказывается умирать, хоть это и глупо.

Сильнее всего меня потрясает появление Фарли. Не потому что нога у нее зажила и теперь как новенькая. Этого я ожидала. Она появляется вместе с безупречным Дэвидсоном, и поначалу я ее не узнаю. Больше нет потрепанной формы, темно-красного комбинезона, испачканного от носки и порванного в бою. Это парадный мундир, больше похожий на то, что носили на моей памяти Тиберий и Мэйвен. Но только не Фарли.

Я наблюдаю, как она поправляет рукава облегающего пунцового жакета, скроенного в точности по мерке. Ее генеральские регалии – три железных квадратика – прикреплены к воротнику. На груди у Фарли медали и знаки отличия – металл и ленты. Не сомневаюсь, что они самые настоящие. С ними Фарли выглядит впечатляюще. Несомненно, Дэвидсон и Кармадон помогли ей нарядиться к предстоящей встрече, надеясь с помощью Фарли узаконить деятельность Алой гвардии. Прибавьте к этому шрам в углу рта и жесткий стальной блеск синих глаз. Я удивлюсь, если какой-то политик сумеет ответить отказом на ее просьбу.

– Генерал Фарли, – говорю я, криво усмехнувшись. – Милый костюмчик.

– Смотри, Бэрроу, чтоб я и тебя не заставила так вырядиться, – ворчит та, снова поправляя рукава. – Я в этой штуке еле двигаюсь.

Жакет плотно обтягивает плечи и подогнан в точности по фигуре. Но он не дает привычной свободы движений. Движений, которые требуются в бою.

Я смотрю на ее ноги в таких же изящных брюках, заправленных в сапоги.

– А где пистолет?

Фарли хмурится.

– Не напоминай.

Что неудивительно, Эванжелина Самос появляется последней. Она плавно входит на террасу, и по бокам от нее шагают кузены в одинаковых серых куртках с черной отделкой. На Эванжелине длинное платье; ослепительно-белый цвет на рукавах и подоле переходит в угольно-черный. Когда Эванжелина приближается, я понимаю, что шелк платья не окрашен, а отделан блестящими, переливающимися кусочками металла в идеально подобранной цветовой гамме, от жемчужно-белого до черного. Она движется целеустремленно, за ней волочится шлейф, который шуршит по зеленым и белым каменным плитам.

– Вот бы воспроизвести этот эффект в Народной галерее, – шепчет Дэвидсон нам с Фарли.

Он наблюдает за Эванжелиной. Та расправляет плечи; в ее движениях сквозит непреклонная решимость.

Сам премьер придерживается простого, хотя и блестящего стиля – он одет в темно-зеленый костюм с белыми эмалевыми пуговицами. Седые волосы, гладко зачесанные назад, блестят.

– Идемте? – говорит он, указав на ближайшую арку.

Переливаясь всеми цветами радуги, мы, в разной степени решимости, следуем за ним по извилистой лестнице.