Губернатор - Адам Пшехшта (2017)

– Но человек, который рисковал жизнью, чтобы спасти цесаревича, не будет поддерживать бунтовщиков?

– Еще как будет! – заверил Драценко. – В этом плане все поляки сумасшедшие! Крикни таким: «Отчизна зовет!» – и они сразу же схватятся за сабли. Поверьте мне, я знаю, что говорю, моя жена – полька. Во время турецкой кампании я заболел брюшным тифом, а это, сами знаете, неприятная штука. Эльвира, – его голос смягчился, – находилась в лагере вместе с другими женами офицеров. Когда она узнала о моей болезни, проехала двести верст на крестьянской телеге без эскорта только затем, чтобы ухаживать за мной. Она вышвырнула ординарца за двери и сидела со мной день и ночь, пока я не выздоровел. Одним словом, идеал. Но как-то я сказал что-то нелепое про бунт тысяча восемьсот тридцатого, и она кинула в меня супницей! Понимаете? Вот так, молча!

– И что? Попала? – с любопытством спросил Брусилов.

– Слава богу, нет.

Офицеры засмеялись.

– И что вы сделали, Ваше превосходительство? – спросил кто-то из молодых офицеров.

– Как что? Убежал. В ее распоряжении было еще блюдо с выпечкой.

Еще один взрыв смеха был прерван замешательством среди телефонистов, Брусилов остановил веселье взмахом руки.

– Докладывайте! – кинул он коротко.

– Генералы Шаховский и Каганов докладывают о ликвидации двух польских адептов, а группа «Омега» присоединилась к Сорок Четвертому Камчатскому полку и информируют о ликвидации третьего, хотя не уверены в этом на сто процентов.

– Прекрасно! Передать всем приказ к наступлению!

В зале были долго слышны возбужденные голоса телеграфистов и стук телеграфа.

Самарин задумчиво кивал головой.

– Это подходящий момент, – согласился он. – Не думаю, что у поляков больше десятка магов такого уровня. Однако трудно утверждать, что мы убили всех.

– Даже если у них остались один или два адепта, они не смогут слишком долго защищаться. Не с таким дисбалансом сил. Нам остается только ждать, – в который раз повторил Брусилов.

* * *

Самарин глянул на большие настенные часы: почти половина шестого вечера. Атмосфера в штабе была далека от энтузиазма: поляки отбили все атаки, к тому же добыли батарею тяжелых гаубиц, которые неопытный офицер разместил слишком близко к позициям врага. Они, несомненно, ощутили потерю магов, их адепты проявляли себя редко и осторожно, немедленно меняя место укрытия, но потери от применения слова силы исчислялись тысячами.

– Седьмой корпус начал атаку на Радзымин, – доложил полковник Таубе.

Брусилов принял информацию одобряющим кивком, в этот раз воздержавшись от комментариев. Молчали и остальные, никто не хотел дискутировать или шутить. Пятнадцать минут назад подали легкий перекус, но только несколько офицеров решили воспользоваться угощением, зато почти все курили: воздух в зале потемнел от табачного дыма. Офицеры всматривались в огромную, висящую на стене карту, представляющую линию фронта, однако красные флажки, отмечающие польские позиции, упорно застряли на месте.

– Эх, если бы нам хотя бы один «Муромец»[16], – вздохнул Драценко. – Я когда-то видел это чудовище в действии, он действительно производит впечатление.

Шум одобрения подтвердил, что и другие хотели бы усилить Восьмую армию, затягивающийся пат начинал тревожить.

– А к этому еще оркестр и балет из Санкт-Петербурга, – с иронией добавил Брусилов. – Так не получится, господа. Или наши расчеты верны, и тогда мы выиграем без дополнительной помощи, или нужно отступить от Варшавы, потому что, если поляки победят, первое, что они сделают, – это укрепят свои позиции и увеличат армию. И тогда даже эскадра «Муромцев» не изменит ситуацию.

– Ваше высокопревосходительство! Генерал Эллис докладывает, что группа «Омега» убила еще одного адепта, а часть Тринадцатой дивизии вступила в Радзымин!

– Детали! – выкрикнул Брусилов, впервые теряя хладнокровие. – Кто вступил?!