Стеклянный меч - Виктория Авеярд (2016)

Принц поджимает губы и подавляет сердитое рычание. Но спор со мной ни к чему не приведет, во всяком случае сейчас. Очевидно, он не привык слушаться ничьих приказов, кроме собственных.

– А про Мэйвена мы ему расскажем? Предупредим, что он умрет, если останется? Что остальные тоже умрут, если Мэйвен тебя выследит?

Я киваю.

– Мы расскажем Никсу все, что можно, а потом позволим решить, кем и чем он хочет быть. А что касается Мэйвена… – Я пытаюсь подобрать правильное слово, но с каждой уходящей секундой слов становится все меньше. – Мы опережаем его. Наверное, это лучшее, что мы можем сделать.

– Но почему? – вмешивается Килорн. – Зачем вообще давать ему выбор? Ты сама сказала: все средства хороши. Если этот Никс хотя бы наполовину стоит тебя, мы не вправе его упустить.

Ответ очень прост – и мучителен.

– Потому что никто не дал выбора мне.

Я говорю себе, что все равно пошла бы этим путем, даже если бы заранее знала последствия – спасти Килорна от призыва, обнаружить свою способность, вступить в Алую гвардию, разорвать пополам несколько жизней, сражаться, убивать. Стать девочкой-молнией. Но в глубине души я не уверена. Ни в чем не уверена.

В тяжелом, напряженном молчании проходит около часа. Меня это вполне устраивает – есть время подумать, – и Кэл явно радуется тишине. За последние несколько дней он так же изголодался по покою, как и я. Даже Килорн не осмеливается шутить. Он спокойно сидит на скрюченном корне, плетет из травы хрупкую, бесполезную сеть и слабо улыбается, наслаждаясь знакомыми узлами.

Я думаю о Никсе, которого, возможно, вытащили из постели, заткнув рот. Уж точно он попался в сеть моего собственного изготовления. Фарли угрожает жене и детям Никса, чтобы заставить его пойти с ними? Или Шейд просто схватит беднягу за запястье и прыгнет, так что оба влетят в тошнотворную спираль телепортации и окажутся в роще? «Родился 20 декабря 271 года». Никсу почти сорок девять, как моему отцу. Он тоже израненный и сломленный? Или, наоборот, цел и невредим – и ждет, когда мы освободим его?

Прежде чем я успеваю погрузиться в темноту, полную грозных вопросов, высокая трава шевелится. Кто-то идет.

В Кэле как будто щелкает выключатель. Он отталкивается от дерева – все мускулы напряжены и готовы встретить то, что вылезет из травы. Я отчасти ожидаю увидеть огонь на кончиках пальцев, но Кэл, благодаря своей отличной военной подготовке, знает, что делать этого не следует. В темноте его пламя будет сродни сторожевому маяку; оно встревожит всех охранников, выдав наше присутствие. К моему удивлению, Килорн тоже встрепенулся. Он бросает свою травяную сеть и наступает на нее, когда встает. А еще он вытаскивает из-за голенища спрятанный нож – маленькое широкое лезвие, которым некогда пользовался, чтобы потрошить рыбу. При виде оружия у меня стискиваются зубы. Не знаю, с каких пор этот нож стал оружием и когда Килорн начал носить его в ботинке. «Наверное, с тех пор, когда в него начали стрелять».

Мое оружие тоже при мне. Низкое гудение крови – больше ничего не нужно. Оно острее любого ножа и беспощаднее любой пули. Искры струятся под кожей – наготове, если понадобятся. Моя способность деликатнее, чем огонь Кэла.

Тишину разрывает птичья трель, которая доносится из травы. Килорн отвечает, негромко насвистев мотивчик. Совсем как дрозды, которые гнездились в домах на сваях.

– Фарли, – негромко произносит он, указав на высокую траву.

Фарли первой выходит из тени. За ней следуют двое – мой брат, который опирается на костыль, и некто приземистый, с мускулистыми руками и круглым брюшком, которое обычно приобретается с возрастом. Это Никс.

Рука Кэла касается моего плеча и слегка его пожимает. Он осторожно тянет, заставляя меня отступить в глубокую тень рощи. Я следую за ним без колебаний, понимая, что осторожность не бывает лишней. Жаль, что нет хотя бы красной тряпки, чтобы скрыть лицо, как мы делали в Наэрси.